II. ОБЕД У ПРОКУРОРА
     Ме

			
			
			жду тем  дуэль, в которой Портос сыграл столь блестящую  роль, отнюдь
не  заставила  его  забыть об обеде  у прокурорши.  На следующий день, после
двенадцати  часов,  Мушкетон в  последний раз коснулся  щеткой его платья, и
Портос отправился на Медвежью улицу с видом человека, которому везет во всех
отношениях.
     Сердце  его  билось,  но  не  так,  как  билось  сердце у  д'Артаньяна,
волнуемого  молодой и нетерпеливой  любовью.  Нет, его кровь  горячила иная,
более  корыстная  забота:  сейчас  ему  предстояло наконец переступить  этот
таинственный порог, подняться по той незнакомой лестнице, по которой одно за
другим поднимались старые экю мэтра Кокнара. Ему  предстояло  увидеть  наяву
тот  заветный  сундук, который  он двадцать  раз  представлял  себе  в своих
грезах,  длинный  и глубокий сундук, запертый висячим замком,  заржавленный,
приросший  к полу,  сундук,  о котором  он столько слышал  и  который  ручки
прокурорши,   правда  немного  высохшие,  но  еще  не   лишенные  известного
изящества, должны были открыть его восхищенному взору.
     И кроме того,  ему, бесприютному  скитальцу, человеку  без семьи и  без
состояния, солдату,  привыкшему к постоялым дворам и трактирам, к тавернам и
кабачкам,  ему,  любителю  хорошо покушать,  вынужденному  по  большей части
довольствоваться  случайным  куском,  -  ему предстояло  наконец узнать вкус
обедов в домашней обстановке, насладиться семейным уютом и предоставить себя
тем мелким заботам хозяйки, которые тем приятнее, чем туже  приходится,  как
говорят старые рубаки.
     Являться  в качестве кузена и садиться каждый день  за  обильный  стол,
разглаживать  морщины  на  желтом  лбу старого  прокурора,  немного пощипать
перышки  у  молодых писцов, обучая их тончайшим приемам бассета, гальбика  и
ландскнехта (*57) и выигрывая у них вместо  гонорара за часовой урок то, что
они сберегли за целый месяц, - все это очень улыбалось Портосу.
     Мушкетер припоминал,  правда,  дурные слухи,  которые уже в те  времена
ходили о  прокурорах и  которые  пережили  их,  -  слухи  об  их мелочности,
жадности, скаредности. Но, если  исключить некоторые приступы  бережливости,
которые  Портос всегда  считал  весьма неуместными  в своей  прокурорше, она
бывала обычно  довольно щедра - разумеется, для прокурорши, - и он надеялся,
что ее дом поставлен на широкую ногу.
     Однако у дверей  мушкетера охватили некоторые сомнения. Вход в дом  был
не слишком  привлекателен:  вонючий, грязный коридор, полутемная лестница  с
решетчатым окном, сквозь которое скудно  падал свет из  соседнего двора;  на
втором этаже маленькая дверь, унизанная огромными железными гвоздями, словно
главный вход в тюрьму "Гран-Шатле".
     Портос постучался.  Высокий бледный писец с  целой  копной растрепанных
волос,  свисавших  ему  на лицо, отворил дверь  и  поклонился с таким видом,
который  ясно  говорил,  что  человек  этот  привык  уважать  высокий  рост,
изобличающий  силу, военный мундир, указывающий на  определенное положение в
обществе, и цветущую физиономию, говорящую о привычке к достатку.
     Второй  писец,  пониже  ростом,  показался  вслед  за  первым;  третий,
несколько  повыше, - вслед за вторым;  подросток лет  двенадцати -  вслед за
третьим.
     Три с половиной  писца - это по тем временам означало наличие в конторе
весьма многочисленной клиентуры.
     Хотя мушкетер должен был прийти только в  час дня, прокурорша поджидала
его с  самого полудня, рассчитывая,  что сердце, а может быть,  и желудок ее
возлюбленного приведут его раньше назначенного срока.
     Итак, г-жа Кокнар вышла  из квартиры на площадку лестницы  почти  в  ту
самую  минуту, как ее  гость оказался  перед дверью,  и появление  достойной
хозяйки вывело его  из  весьма затруднительного положения. Писцы смотрели на
него с  любопытством, и,  не зная хорошенько,  что сказать этой восходящей и
нисходящей гамме, он стоял проглотив язык.
     -  Это  мой  кузен!  -  вскричала прокурорша.  -  Входите,  входите же,
господин Портос!
     Имя  Портоса  произвело   на  писцов  свое  обычное  действие,  и   они
засмеялись,  но  Портос  обернулся,  и  все  лица  вновь  приняли  серьезное
выражение.
     Чтобы попасть в кабинет прокурора, надо было из прихожей, где пребывали
сейчас писцы, пройти через  контору,  где им надлежало пребывать, -  мрачную
комнату, заваленную бумагами. Выйдя из конторы и оставив кухню справа, гость
и хозяйка попали в приемную.
     Все эти комнаты, сообщавшиеся  одна с другой, отнюдь не внушали Портосу
приятных   мыслей.   Через  открытые   двери  можно  было   слышать   каждое
произнесенное слово;  кроме  того,  бросив  мимоходом  быстрый  и испытующий
взгляд в кухню, мушкетер убедился -  к стыду прокурорши  и к своему великому
сожалению, - что там не было того яркого пламени, того оживления, той суеты,
которые должны царить перед хорошим обедом в этом храме чревоугодия.
     Прокурор, видимо, был предупрежден о визите, ибо он не выказал никакого
удивления при появлении Портоса, который подошел к нему с довольно развязным
видом и вежливо поклонился.
     - Мы, кажется, родственники, господин Портос? - спросил прокурор и чуть
приподнялся, опираясь на ручки своего тростникового кресла.
     Это был высохший,  дряхлый старик, облаченный в широкий черный  камзол,
который  совершенно скрывал  его  хилое  тело;  его  маленькие серые  глазки
блестели, как два карбункула, и, казалось,  эти глаза да гримасничающий  рот
оставались  единственной  частью  его  лица,  где  еще  теплилась  жизнь.  К
несчастью,  ноги уже начинали отказываться служить этому  мешку костей, и, с
тех  пор как пять или шесть месяцев  назад  наступило  ухудшение,  достойный
прокурор стал, в сущности говоря, рабом своей супруги.
     Кузен  был принят безропотно,  и только.  Крепко  стоя на  ногах,  мэтр
Кокнар отклонил бы всякие претензии г-на Портоса на родство с ним.
     - Да, сударь, мы родственники, - не  смущаясь, ответил Портос, никогда,
впрочем, и не рассчитывавший на восторженный прием со стороны мужа.
     - И, кажется, по женской линии? - насмешливо спросил прокурор.
     Портос  не понял насмешки  и, приняв  ее за  простодушие, усмехнулся  в
густые  усы.  Г-жа  Кокнар,  знавшая,  что простодушный  прокурор -  явление
довольно редкое, слегка улыбнулась и густо покраснела.
     С самого прихода Портоса мэтр Кокнар начал бросать беспокойные  взгляды
на большой шкаф, стоявший  напротив  его дубовой конторки. Портос догадался,
что  этот шкаф и есть вожделенный сундук  его грез, хотя он и  отличался  от
него  по  форме,  и  мысленно  поздравил себя  с тем,  что  действительность
оказалась на шесть футов выше мечты. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма