Между тем быстро  наступила но

			
			
			чь, а  с ней  усилился  и мой ужас. Я  не
знала, оставаться ли мне там, где я сидела: мне чудилось, что со всех сторон
меня подстерегает неведомая опасность и стоит мне сделать только  шаг, как я
подвергнусь ей. Хотя я еще  ничего не ела со  вчерашнего дня, страх заглушал
во мне чувство голода.
     Ни  малейшего звука извне, по которому  я могла бы определить время, не
доносилось  до меня.  Я предполагала только, что  должно быть часов семь или
восемь вечера: это было в октябре, и уже совсем стемнело.
     Вдруг  заскрипела  дверь,  и  я  невольно вздрогнула.  Над застекленным
отверстием  потолка  показалась зажженная лампа в  виде огненного шара.  Она
ярко  осветила комнату. И я с ужасом увидела, что в нескольких шагах от меня
стоит человек.
     Стол  с  двумя  приборами,  накрытый  к  ужину,  появился,   точно   по
волшебству, на середине комнаты.
     Это  был  тот самый человек,  который преследовал  меня уже целый  год,
который поклялся обесчестить меня и при первых словах которого я поняла, что
в прошлую ночь он исполнил свое намерение...
     - Негодяй! - прошептал Фельтон.
     -  О  да, негодяй!  - вскричала миледи, видя,  с  каким  участием, весь
превратившись в слух, внимает молодой офицер этому страшному рассказу. - Да,
негодяй! Он  думал, что достаточно  ему было  одержать надо  мной победу  во
время  сна,  чтобы все  было решено. Он пришел  в надежде,  что  я соглашусь
признать  мой позор, раз позор этот свершился. Он решил предложить мне  свое
богатство взамен моей любви.
     Я излила  на этого человека все презрение, все негодование, какое может
вместить сердце женщины. Вероятно, он привык к подобным упрекам: он выслушал
меня спокойно, скрестив руки и улыбаясь; затем,  думая, что  я кончила, стал
подходить ко мне. Я кинулась к столу, схватила  нож и приставила его к своей
груди.
     "Еще  один шаг, - сказала я, - и вам придется укорять себя не  только в
моем бесчестье, но и в моей смерти! "
     Мой взгляд, мой голос и  весь мой облик, вероятно,  были исполнены  той
неподдельной   искренности,   которая   является   убедительной   для  самых
испорченных людей, потому что он остановился.
     "В вашей  смерти? - переспросил он. - О нет!  Вы слишком очаровательная
любовница, чтобы я  согласился потерять  вас таким  образом,  вкусив счастье
обладать  вами  только один раз. Прощайте, моя красавица! Я подожду и навещу
вас, когда вы будете в лучшем расположении духа".
     Сказав это, он свистнул.  Пламенеющий шар, освещавший комнату, поднялся
еще выше над потолком и исчез. Я опять оказалась в темноте. Мгновение спустя
повторился тот же  скрип открываемой и снова закрываемой двери, пылающий шар
вновь спустился, и я опять очутилась в одиночестве.
     Эта минута была ужасна. Если  у меня и  осталось еще некоторое сомнение
относительно моего несчастья,  то теперь это сомнение исчезло,  и я  познала
ужасную  действительность:  я была  в  руках  человека,  которого  не только
ненавидела,  но и  презирала,  в руках  человека, способного  на  все и  уже
роковым образом доказавшего мне, что он может сделать...
     - Но кто был этот человек? - спросил Фельтон.
     - Я  провела ночь, сидя  на стуле, вздрагивая при малейшем шуме, потому
что  около  полуночи лампа погасла и я  вновь оказалась  в темноте.  Но ночь
прошла  без какихлибо новых поползновений со стороны  моего  преследователя.
Наступил день, стол исчез, и только нож все еще был зажат в моей руке.
     Этот нож был моей единственной надеждой.
     Я  изнемогала  от усталости,  глаза  мои  горели  от бессонницы,  я  не
решалась заснуть ни  на минуту. Дневной  свет успокоил меня, я бросилась  на
кровать,  не  расставаясь  со спасительным  ножом, который  я  спрятала  под
подушку.
     Когда я проснулась, снова стоял уже накрытый стол.
     На  этот  раз,  несмотря  на  весь  мой  страх,  на  всю мою  тоску,  я
почувствовала отчаянный голод: уже двое суток я не принимала никакой пищи. Я
поела немного хлеба  и  фруктов.  Затем,  вспомнив  об усыпляющем  средстве,
подмешанном  в воду, которую я выпила, я не прикоснулась к  той, что была на
столе, и  наполнила  свой стакан водой из мраморного фонтана, устроенного  в
стене над умывальником.
     Несмотря   на   эту   предосторожность,  я   все  же   вначале  страшно
беспокоилась, но на этот раз мои опасения были неосновательны: день  прошел,
и я не ощутила ничего похожего на то, чего боялась. Чтобы моя недоверчивость
осталась  незамеченной,  воду  из  графина  я  предусмотрительно  наполовину
вылила.
     Наступил вечер,  а с  ним наступила и темнота. Однако  мои  глаза стали
привыкать к ней; я видела во мраке, как стол ушел вниз и через четверть часа
поднялся  с поданным  мне ужином, а  минуту спустя появилась та же  лампа  и
осветила комнату.
     Я  решила  ничего  не  есть,  кроме  того,   к  чему  нельзя  примешать
усыпляющего  снадобья. Два  яйца и  немного фруктов составили весь мой ужин.
Затем я налила стакан воды из моего благодетельного фонтана и напилась.
     При первых же глотках мне  показалось, что вода не такая на  вкус,  как
была утром. Во мне тотчас зашевелилось подозрение, и я не стала пить дальше,
но я уже отпила примерно с полстакана.
     Я  с отвращением выплеснула остаток воды  и, покрываясь холодным потом,
стала ожидать последствий. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма