-  Когда  будет  угодно  вашем

			
			
			у  величеству. Но  я  всегда буду  горд и
счастлив  принести  себя  в  жертву  во  имя мира и  согласия  между  вами и
королевой Франции.
     -  Прекрасно,  кардинал,  прекрасно. Но пока  что пошлите за господином
канцлером. Я пройду к королеве.
     И Людовик XIII, открыв дверь, вышел в коридор, соединявший его половину
с апартаментами Анны Австрийской.
     Королева  сидела в  кругу своих придворных  дам - г-жи де Гито, г-жи де
Сабле, г-жи де Монбазон и г-жи де Гемене. В углу пристроилась и камеристка -
донья Эстефания, приехавшая вместе с королевой из Мадрида.
     Госпожа  де  Гемене  читала вслух,  и все внимательно слушали чтицу, за
исключением  королевы, затеявшей это  чтение  лишь  для  того,  чтобы  иметь
возможность предаться ходу своих мыслей, делая вид, будто она слушает.
     Мысли эти, хоть и позлащенные последними отблесками  любви, все же были
полны  печали.  Лишенная  доверия  своего супруга,  преследуемая  ненавистью
кардинала, который  не мог  ей простить того, что  она  отвергла  его нежные
чувства,  Анна  Австрийская  имела  перед  глазами  пример  королевы-матери,
которую эта  ненависть терзала в  течение всей ее жизни, хотя  Мария  Медичи
(*35),  если верить  мемуарам того  времени,  вначале и дарила кардиналу  то
счастье, в котором так упорно отказывала ему королева Анна. Анна Австрийская
видела, как падают ее самые преданные слуги, самые доверенные друзья,  самые
дорогие ее  сердцу  любимцы. Как те несчастные, что  наделены роковым даром,
она навлекала несчастья на все, к чему прикасалась. Ее дружба была роковой и
влекла за собой преследования. Г-жа де Шеврез и г-жа  де Верне были сосланы,
и даже Ла Порт не скрывал от своей  повелительницы, что  с минуты  на минуту
ожидает ареста.
     Королева была целиком погружена  в эти мрачные размышления, когда дверь
вдруг раскрылась и в комнату вошел король.
     Чтица сразу умолкла, все дамы встали со своих мест, и наступило мертвое
молчание.
     Не  считая  нужным  поздороваться,  король  сделал  несколько  шагов  и
остановился перед королевой.
     -  Сударыня, - произнес он изменившимся голосом,  - сейчас к вам зайдет
господин канцлер.  Он сообщит вам нечто такое, о чем я поручил ему поставить
вас в известность.
     Несчастная  королева,  которой  непрерывно грозили разводом, ссылкой  и
даже судом, побледнела, несмотря на свои румяна.
     - Но  чем  вызвано  это  посещение,  ваше  величество?  -  не  в  силах
сдержаться, спросила она. - Что скажет мне  господин канцлер,  чего не могли
бы мне сказать вы сами?
     Король, не  отвечая, круто повернулся на каблуках,  и  почти  в  ту  же
минуту дежурный гвардейский капитан Гито доложил о приходе канцлера.
     Когда канцлер вошел, короля уже не было в комнате: он успел выйти через
другую дверь.
     Канцлер  вошел красный от смущения, но с улыбкой  на устах. Ввиду того,
что  нам,  вероятно,  еще  предстоит  встретиться  с  ним  по   ходу  нашего
повествования,   не   лишним  будет  нашим   читателям   уже  сейчас   ближе
познакомиться с ним.
     Канцлер  был лицо довольно любопытное. Де Рош  Ле Маль,  каноник собора
Богоматери,  бывший  некогда  камердинером  кардинала,  рекомендовал г-на де
Сегье  его преосвященству  как человека всецело преданного. Кардинал поверил
этой рекомендации, и ему не пришлось раскаиваться.
     О  г-не  де  Сегье ходили  самые  разнообразные  слухи.  Между  прочим,
рассказывали следующую историю.
     После бурно  проведенной  молодости он удалился в монастырь,  чтобы там
хоть в течение некоторого срока искупить безумства своей юности.
     Но, вступая в эту святую обитель, бедный  грешник  не успел  достаточно
быстро захлопнуть за собой дверь и  помешать страстям, от которых он  бежал,
ворваться  в нее  вслед  за ним. Он  беспрестанно подвергался искушениям,  и
настоятель,  которому  он поведал  об  этом  горе,  посоветовал  ему,  чтобы
отгонять демона-искусителя, хвататься в такие минуты за веревку  колокола  и
звонить  что  есть  мочи. Услышав  этот  звон,  монахи поймут, что  соблазны
обуревают одного из их братьев, и все братство станет на молитву.
     Совет этот пришелся будущему канцлеру по душе. Он заклинал злого духа с
помощью целого потока молитв, творимых другими монахами. Но дьявол не так-то
легко  отступает с однажды занятых им позиций. По  мере того как усиливались
заклинания,  дьявол  усиливал соблазны,  так  что колокол оглушительно гудел
день и ночь, возвещая о страстном желании кающегося умертвить свою плоть.
     Монахам не оставалось  ни минуты отдыха.  Днем они только и делали, что
поднимались  и спускались  по  лестнице,  ведущей  в  часовню; ночью,  сверх
обычных  молитв,  им  приходилось  по  двадцать раз  соскакивать  с  коек  и
простираться ниц на полу своих келий.
     Неизвестно, отступился ли дьявол или дело это  надоело  монахам,  но по
прошествии трех месяцев  кающийся вновь появился  в свете,  где  пользовался
репутацией самого страшного одержимого, какого когда-либо видели на земле.
     По выходе из монастыря он принял судейское звание,  занял  место своего
дядюшки, став президентом в парламенте, перешел  - что доказывало его редкую
проницательность  -  на  сторону  кардинала,  был назначен канцлером, служил
верным орудием в руках его  преосвященства в его ненависти к королеве-матери
и в его происках против Анны Австрийской;  натравливал судей в течение всего
дела Шале, поддерживал великого эконома Лафема (*36) во всех его начинаниях,
и  в конце концов, полностью  завоевав доверие кардинала,  доверие, достойно
заслуженное  им,  он  взял  на себя  необычайное поручение,  для  выполнения
которого явился сейчас к королеве.
     Королева,  когда  он  вошел,  все  еще  стояла, но, увидев  его,  сразу
опустилась в кресло, знаком приказав своим дамам занять  места на подушках и
пуфах. Затем она гордо повернулась к вошедшему. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма