Граф Монте-Кристо

   Обвинение было так категорично, что нельзя был
о спорить против него; поэтому инспектор приписал: "Ничего нельзя сделать". Посещение инспектора оживило Дантеса. С минуты заключения в тюрьму он забыл счет дням, но инспектор сказал ему число и месяц, и Дантес не за- был его. Куском известки, упавшим с потолка, он написал на стене: 30 ию- ля 1816, и с тех пор каждый день делал отметку, чтобы не потерять счет времени. Проходили дни, недели, месяцы. Дантес все ждал; сначала он назначил себе двухнедельный срок. Если бы даже инспектор проявил к его делу лишь половину того участия, которое он, по-видимому, выказал, то и в таком случае двух недель было достаточно. Когда эти две недели прошли, Дантес сказал себе, что нелепо было думать, будто инспектор займется его судьбой раньше, чем возвратится в Париж; а возвратится он в Париж только по окончании порученной ему ревизии, а ревизия эта может продлиться ме- сяц или два. Поэтому он назначил новый срок - три месяца вместо двух не- дель. Когда эти три месяца истекли, ему пришли на помощь новые соображе- ния, и он дал себе полгода сроку; а по прошествии этого полугода оказа- лось, если подсчитать дни, что он ждал уже девять с половиной месяцев. За эти месяцы не произошло никакой перемены в его положении; он не получил ни одной утешительной вести; тюремщик по-прежнему был нем. Дан- тес перестал доверять своим чувствам, начал думать, что принял игру во- ображения за свидетельство памяти и что ангел-утешитель, явившийся в его тюрьму, слетел к нему на крыльях сновидения. Через год коменданта сменили; ему поручили форт Гам; он увез с собой кое-кого из подчиненных и в числе их тюремщика Дантеса. Приехал новый комендант; ему показалось скучно запоминать арестантов по именам; он велел представить себе только их номера. Эта страшная гос- тиница состояла из пятидесяти комнат; постояльцев начали обозначать но- мерами, и несчастный юноша лишился имени Эдмон и фамилии Дантес, - он стал номером тридцать четвертым. XV. НОМЕР 34 И НОМЕР 27 Дантес прошел через все муки, какие только переживают узники, забытые в тюрьме. Он начал с гордости, которую порождает надежда и сознание своей неви- новности; потом он стал сомневаться в своей невиновности, что до извест- ной степени подтверждало теорию коменданта о сумасшествии; наконец, он упал с высоты своей гордыни, он стал умолять - еще не бога, но людей; бог - последнее прибежище. Человек в горе должен бы прежде всего обра- щаться к богу, но он делает это, только утратив все иные надежды. Дантес просил, чтобы его перевели в другое подземелье, пусть еще бо- лее темное и сырое. Перемена, даже к худшему, все-таки была бы переменой и на несколько дней развлекла бы его. Он просил, чтобы ему разрешили прогулку, он просил воздуха, книг, инструментов. Ему не дали ничего, но он продолжал просить. Он приучился говорить со своим тюремщиком, хотя новый был, если это возможно, еще немее старого; но поговорить с челове- ком, даже с немым, было все же отрадой. Дантес говорил, чтобы слышать собственный голос; он пробовал говорить в одиночестве, но тогда ему ста- новилось страшно. Часто в дни свободы воображение Дантеса рисовало ему страшные тюрем- ные камеры, где бродяги, разбойники и убийцы в гнусном веселье празднуют страшную дружбу и справляют дикие оргии. Теперь он был бы рад попасть в один из таких вертепов, чтобы видеть хоть чьи-нибудь лица, кроме бесстрастного, безмолвного лица тюремщика, он жалел, что он не каторжник в позорном платье, с цепью на ногах и клеймом на плече. Каторжники - те хоть живут в обществе себе подобных, дышат воздухом, видят небо, - ка- торжники счастливцы. Он стал молить тюремщика, чтобы ему дали товарища, кто бы он ни был, хотя бы того сумасшедшего аббата, о котором он слышал. Под внешней суро- востью тюремщика, даже самой грубой, всегда скрывается остаток человеч- ности. Тюремщик Дантеса, хоть и не показывал вида, часто в душе жалел бедного юношу, так тяжело переносившего свое заточение; он передал ко- менданту просьбу номера 34; но комендант с осторожностью, достойной по- литического деятеля, вообразив, что Дантес хочет возмутить заключенных или заручиться товарищем для побега, отказал. Дантес истощил все человеческие средства. Поэтому он обратился к бо- гу. Тогда все благочестивые мысли, которыми живут несчастные, придавлен- ные судьбою, оживили его душу; он вспомнил молитвы, которым его учила мать, и нашел в них смысл, дотоле ему неведомый; ибо для счастливых мо- литва остается однообразным и пустым набором слов, пока горе не вложит глубочайший смысл в проникновенные слова, которыми несчастные говорят с богом. Он молился не с усердием, а с неистовством. Молясь вслух, он уже не пугался своего голоса; он впадал в какое-то исступление при каждом слове, им произносимом, он видел бога; все события своей смиренной и за- губленной жизни он приписывал воле могущественного бога, извлекал из них уроки, налагал на себя обеты и все молитвы заканчивал корыстными слова- ми, с которыми человек гораздо чаще обращается к людям, чем к богу: и отпусти нам долги паши, как и мы отпускаем должникам нашим. Несмотря на жаркие молитвы, Дантес остался в тюрьме. Тогда дух его омрачился, и словно туман застлал ему глаза. Дантес был человек простой, необразованный; наука не приподняла для него завесу, которая скрывает прошлое. Он не мог в уединении тюрьмы и в пустыне мысли воссоздать былые века, воскресить отжившие народы, возродить древние го- рода, которые воображение наделяет величием и поэзией и которые проходят перед внутренним взором, озаренные небесным огнем, как вавилонские кар- тины Мартина [11]. У Дантеса было только короткое прошлое, дачное насто- ящее и неведомое будущее; девятнадцать светлых лет, о которых ему предс- тояло размышлять в бескрайной, быть может, ночи! Поэтому он ничем не мог развлечься, - его предприимчивый ум, который с такой раостью устремил бы свой полет сквозь века, был заключен в тесные пределы, как орел в клет- ку. И тогда он хватался за одну мысль, за мысль о своем счастье, разру- шенном без Причины, по роковому стечению обстоятельств; над этой мыслью он бился, выворачивал ее на все лады и, если можно так выразиться, впи- вался в нее зубами, как в дантовском аду безжалостный Уголино грызет че- реп архиепископа Руджиери. Дантес имел лишь мимолетную веру, основанную на мысли о всемогуществе; он скоро потерял ее, как другие теряют ее, дождавшись успеха. Но только он успеха не дождался. Благочестие сменилось исступлением. Он изрыгал богохульства, от кото- рых тюремщик пятился в ужасе; он колотился головой о тюремные стены от малейшего беспокойства, причиненного ему какой-нибудь пылинкой, соломин- кой, струей воздуха. Донос, который он видел, который Вильфор ему пока- зывал, который он держал в своих руках, беспрестанно вспоминался ему; каждая строка пылала огненными буквами на стене, как "Мене, Текел, Фа- рес" [12] Валтасара. Он говорил себе, что ненависть людей, а не божия кара, ввергла его в пропасть; он предавал этих не известных ему людей всем казням, какие только могло изобрести его пламенное воображение, и находил их слишком милостивыми и, главное, недостаточно продолжительны- ми: ибо после казни наступает смерть, а в смерти - если не покой, то по крайней мере бесчувствие, похожее на покой. Беспрерывно, при мысли о своих врагах, повторяя себе, что смерть - это покой и что для жестокой кары должно казнить не смертью, он впал в угрюмое оцепенение, приходящее с мыслями о самоубийстве. Горе тому, кто на скорбном пути задержится на этих мрачных мыслях! Это - мертвое море, похожее на лазурь прозрачных вод, но в нем пловец чувствует, как ноги его вязнут в смолистой тине, которая притягивает его, засасывает и хоро- нит. Если небо не подаст ему помощи, все кончено, каждое усилие к спасению только еще глубже погружает его в смерть. И все же эта нравственная агония не так страшна, как муки, ей пред- шествующие, и как наказание, которое, быть может, последует за нею; в ней есть опьяняющее утешение, она показывает зияющую пропасть, но на дне пропасти - небытие. Эдмон нашел утешение в этой мысли; все его горести, все его страдания, вся вереница призраков, которую они влачили за собой, казалось, отлетели из того угла тюрьмы, куда ангел смерти готовился сту- пить своей легкой стопой. Дантес взглянул на свою прошлую жизнь спокой- но, на будущую - с ужасом и выбрал то, что казалось ему прибежищем. - Во время дальних плаваний, - говорил он себе, - когда я еще был че- ловеком и когда этот человек, свободный и могущественный, отдавал другим людям приказания, которые тотчас же исполнялись, мне случалось видеть, как небо заволакивается тучами, волны вздымаются и бушуют, на краю неба возникает буря и, словно исполинский орел, машет крыльями над горизон- том, тогда я чувствовал, что мой корабль - утлое пристанище, ибо он тре- петал и колыхался, словно перышко на ладони великана; под грозный грохот валов я смотрел на острые скалы, предвещавшие мне смерть, и смерть стра- шила меня, и я всеми силами старался отразить ее, и, собрав всю мощь че- ловека и все уменье моряка, я вступал в единоборство с богом!.. Но тогда я был счастлив; тогда возвратиться к жизни значило возвратиться к счастью; та смерть была неведомой смертью, и я не выбирал ее; я не хотел уснуть навеки на ложе водорослей и камней и с негодованием думал о том, что я, сотворенный по образу и подобию божию, послужу пищей ястребам и чайкам. Иное дело теперь: я лишился всего, что привязывало меня к жизни; теперь смерть улыбается мне, как кормилица, убаюкивающая младенца; те- перь я умираю добровольно, засыпаю усталый и разбитый, как засыпал после приступов отчаяния и бешенства, когда делал по три тысячи кругов в этом подземелье - тридцать тысяч шагов, около десяти лье! Когда эта мысль запала в душу Дантеса, он стал кротче, веселее; легче мирился с жесткой постелью и черным хлебом; ел мало, не спал вовсе и на- ходил сносной эту жизнь, которую в любую минуту мог с себя сбросить, как сбрасывают изношенное платье. Было два способа умереть; один был весьма прост: привязать носовой платок к решетке окна и повеситься; другой состоял в том, чтобы только делать вид, что ешь, и умереть с голоду. К первому способу Дантес чувствовал отвращение; он был воспитан в ненависти к пиратам, которых вешают на мачте; поэтому петля казалась ему позорной казнью, и он отверг ее. Он решился на второе средство и в тот же день начал приводить его в исполнение. Пока Дантес проходил через все эти мытарства, протекло около четырех лет. К концу второго года Дантес перестал делать отметки на стене и опять, как до посещения инспектора, потерял счет дням. Он сказал себе: "Я хочу умереть", - и сам избрал род смерти, тогда он тщательно все обдумал и, чтобы не отказаться от своего намерения, дал себе клятву умереть с голода. "Когда мне будут приносить обед или ужин, - решил он, - я стану бросать пищу за окно; будут думать, что я все съел". Так он и делал. Два раза в день в решетчатое отверстие, через которое он видел только клочок неба, он выбрасывал приносимую ему пищу, сначала весело, потом с раздумьем, наконец, с сожалением; только воспоминание о клятве давало ему силу для страшного замысла. Эту самую пищу, которая прежде внушала ему отвращение, острозубый голод рисовал ему заманчивой на вид и восхитительно пахнущей; иногда он битый час держал в руках та- релку и жадными глазами смотрел на гнилую говядину или на вонючую рыбу и кусок черного заплесневелого хлеба. И последние проблески жизни инстинк- тивно сопротивлялись в нем и иногда брали верх над его решимостью. Тогда тюрьма казалась ему не столь уже мрачной, судьба его - не столь отчаян- ной; он еще молод, ему, вероятно, не больше двадцати пяти, двадцати шес- ти лет, ему осталось еще жить лет пятьдесят, а значит, вдвое больше то- го, что он прожил. За этот бесконечный срок любые события могли сорвать тюремные двери, проломить стены замка Иф и возвратить ему свободу. Тогда он подносил ко рту пищу, в которой, добровольный Тантал, он себе отказы- вал; но тотчас вспоминал данную клятву и, боясь пасть в собственных гла- зах, собирал все свое мужество и крепился. Непреклонно и безжалостно га- сил он в себе искры жизни, и настал день, когда у него не хватило сил встать в бросить ужин в окно. На другой день он ничего не видел, едва слышал. Тюремщик решил, что он тяжело болен; Эдмон надеялся на скорую смерть. ..далее




Все страницы произведения: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444 445 446 447 448 449 450 451 452 453 454 455 456 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 470 471 472 473 474 475 476 477 478 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 490 491 492 493 494 495 496 497 498 499 500 501 502 503 504 505 506 507 508 509 510 511 512 513 514 515 516 517 518 519 520 521 522 523 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 535 536 537 538 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 552 553 554 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 603 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 642 643 644 645 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 661 662 663 664 665 666 667 668 669 670 671 672 673 674 675 676 677 678 679 680 681 682 683

Другое творчество Александра Дюма


Рецензии на книги Дюма
Сюжеты произведений
Как всё было
на самом деле
Библиография Тексты Кинематография – смех сквозь слёзы Рецензии на книги, посвящённые Дюма

Рецензии на книги, навеянные Дюма
Словесный портрет Соавторы Дюма Два Гримо
прислал Григорий
Иллюстрации За что мы любим "Трёх мушкетёров"?
Цитаты из произведений Дюма
Театр Порт Сен-Мартен