- Пройдемте в мою контору, и я вам все покажу.

			
			
			
   И они отправились в контору де Бовиля.
   Инспектор сказал правду: все было в образцовом порядке; каждая  ведо-
мость имела свой номер; каждое дело лежало  на  своем  месте.  Инспектор
усадил англичанина в свое кресло и подал ему папку, относящуюся к  замку
Иф, предоставив ему свободно рыться в ней, а сам уселся в угол и занялся
чтением газеты.
   Англичанин без труда отыскал бумаги,  касающиеся  аббата  Фариа;  но,
по-видимому, случай, рассказанный ему  де  Бовилем,  живо  заинтересовал
его; ибо, пробежав глазами эти бумаги, он продолжал перелистывать  дело,
пока не дошел до документов об Эдмоне Дантесе. Тут он нашел все па своем
месте: донос, протокол допроса, прошение Морреля с пометкой де Вильфора.
Он украдкой сложил донос, спрятал его в карман, прочитал протокол допро-
са и увидел, что имя Нуартье там не упоминалось; пробежал прошение от 10
апреля 1815 года, в котором Моррель, по  совету  помощника  королевского
прокурора, с наилучшими намерениями, - ибо в то время  на  престоле  был
Наполеон, - преувеличивал услуги, оказанные Дантесом делу  Империи,  что
подтверждалось подписью Вильфора. Тогда он понял все.  Это  прошение  на
имя Наполеона, сохраненное Вильфором, при второй реставрации стало гроз-
ным оружием в руках королевского прокурора. Поэтому он не удивился, уви-
дев в ведомости нижеследующее примечание: Эдмон Дантес. Отъявленный  бо-
напартист, принимал деятельное участие в возвращении узурпатора с остро-
ва Эльба.
   Соблюдать строжайшую тайну; держать под неослабным надзором.
   Под этими строками было приписано другой рукой:
   "Ничего нельзя сделать".
   Сравнив почерк примечания с почерком пометки на прошении Морреля,  он
убедился, что примечание писано той же самой рукой, что  и  пометка,  то
есть рукой Вильфора.
   Что же касается приписки, сопровождавшей  примечание,  то  англичанин
понял, что она сделана тюремным инспектором, который  принял  мимолетное
участие в судьбе Дантеса, но ввиду указанного примечания был лишен  воз-
можности чем-либо проявить это участие.
   Господин де Бовиль, как мы уже сказали, из учтивости и чтобы  не  ме-
шать воспитаннику аббата Фариа в его розысках, сидел в углу и читал "Бе-
лое знамя".
   Поэтому он и не видел, как англичанин сложил и спрятал в  карман  до-
нос, написанный Дангларом в беседке  "Резерва"  и  снабженный  штемпелем
марсельской почты, удостоверяющим, что он вынут из ящика 27 февраля в  6
часов вечера.
   Впрочем, если бы он и заметил, то не показал бы  виду,  ибо  придавал
слишком мало значения этой бумажке и слишком много значения своим двумс-
там тысячам франков, чтобы помешать англичанину, хотя его поступок и на-
рушал все правила.
   - Благодарю вас, - сказал англичанин, с шумом захлопывая папку.  -  Я
нашел все, что мне нужно. Теперь моя очередь  исполнить  свое  обещание;
сделайте просто передаточную надпись, удостоверьте в ней,  что  получили
сумму сполна, и я тотчас же ее вам отсчитаю.
   И он уступил свое место за письменным столом де Бовилю, который  сел,
не чинясь, и поспешно сделал требуемую надпись, между тем как англичанин
на краю стола отсчитывал кредитные билеты.
      VIII. ТОРГОВЫЙ ДОМ МОРРЕЛЬ
   Если бы кто-нибудь из знавших торговый дом Моррель на  несколько  лет
уехал из Марселя и возвратился в описываемое нами время, то он нашел  бы
большую перемену.
   Вместо оживления, довольства и счастья, которые, так сказать, излуча-
ет благоденствующий торговый дом;  вместо  веселых  лиц,  мелькающих  за
оконными занавесками; вместо хлопотливых конторщиков, бегающих по  кори-
дорам, заложив за ухо перо; вместо двора, заваленного всевозможными  тю-
ками и оглашаемого хохотом и криком носильщиков, - он застал бы атмосфе-
ру заброшенности и безлюдья. Из множества служащих, когда-то  населявших
контору, в пустынных коридорах и  на  опустелом  дворе  осталось  только
двое: молодой человек, лет двадцати трех, по имени Эмманюель Эрбо, влюб-
ленный в дочь г-на Морреля и, вопреки настояниям родителей, не  покинув-
шей фирму, и бывший помощник казначея, кривой на один глаз и  прозванный
Коклосом; [16] это прозвище ему дала молодежь, некогда наполнявшая  этот
огромный, шумный улей, теперь почти необитаемый, причем оно столь прочно
заменило его настоящее имя, что он, вероятно, даже не оглянулся бы, если
бы кто-нибудь окликнул его по имени.
   Коклес остался на службе у г-на Морреля, и в положении этого честного
малого произошла своеобразная перемена; он в одно и то же  время  возвы-
сился до чина казначея и опустился до звания слуги.
   Но, несмотря ни на что, он остался все  тем  же  Коклесом  -  добрым,
усердным, преданным, но непреклонным во всем, что  касалось  арифметики,
единственного вопроса, в котором он готов  был  восстать  против  целого
света, даже против самого г-на Морреля; он верил только таблице  умноже-
ния, которую знал назубок, как бы ее ни выворачивали и как бы ни  стара-
лись его сбить.
   Среди всеобщего уныния, в которое погрузился дом Морреля, один только
Коклес остался невозмутим. Но не нужно думать,  что  эта  невозмутимость
проистекала от недостатка привязанности; напротив того, она была следст-
вием непоколебимого доверия. Как крысы заранее бегут с  обреченного  ко-
рабля, пока он еще не снялся с якоря, так и весь сонм служащих и контор-
щиков, земное благополучие которых зависело от фирмы арматора,  мало-по-
малу, как мы уже говорили, покинул контору и  склады;  но  Коклес,  видя
всеобщее бегство, даже не задумался над тем, чем оно вызвано;  для  него
все сводилось к цифрам, а так как за свою двадцатилетнюю службу в торго-
вом доме Моррель он привык видеть, что платежи производятся с неизменной
точностью, то он не допускал мысли, что этому может настать конец и  что
эти платежи могут прекратиться, подобно тому как мельник,  чья  мельница
приводится в движение силой течения большой реки, не может себе предста-
вить, чтобы эта река могла вдруг остановиться. И в самом деле до сих пор
ничто еще не поколебало уверенности Коклеса. Последний  месячный  платеж
совершился с непогрешимой точностью. Коклес  нашел  ошибку  в  семьдесят
сантимов, сделанную г-ном Моррелем себе в убыток, и в тот же день предс-
тавил ему эти переплаченные четырнадцать  су.  Г-н  Моррель  с  грустной
улыбкой взял их и положил в почти пустой ящик кассы.
   - Хорошо, Коклес; вы самый исправный казначей на свете.
   И Коклес удалился, как нельзя более довольный, ибо похвала г-на  Мор-
реля, самого честного человека в Марселе, была для него приятнее награды
в пятьдесят экю.
   Но после этого последнего платежа, столь благополучно произведенного,
для г-на Морреля настали тяжелые дни; чтобы рассчитаться с  кредиторами,
он собрал все свои средства и, опасаясь, как бы в Марселе не распростра-
нился слух о его разорении, если бы увидели, что он  прибегает  к  таким
крайностям, он лично съездил на Бокерскую ярмарку, где продал  кое-какие
драгоценности, принадлежавшие жене и дочери, и  часть  своего  столового
серебра. С помощью этой жертвы на этот раз все обошлось благополучно для
торгового дома Моррель; но зато касса совершенно опустела. Кредит, напу-
ганный молвой, отвернулся от него с обычным своим эгоизмом; и, чтобы уп-
латить г-ну де Бовиль пятнадцатого числа текущего месяца сто тысяч фран-
ков, а пятнадцатого числа будущего месяца еще сто тысяч, г-н Моррель мог
рассчитывать только на возвращение "Фараона", о выходе которого  в  море
его уведомило судно, одновременно с ним снявшееся с якоря и уже благопо-
лучно прибывшее в марсельский порт.
   Но это судно, вышедшее, как и "Фараон", из Калькутты, прибыло уже две
недели тому назад, между тем как о "Фараоне" не было никаких вестей.
   Таково было положение дел, когда поверенный римского банкирского дома
Томсон и Френч на другой день после  своего  посещения  г-на  де  Бовиль
явился к г-ну Моррелю.
   Его принял Эмманюель. Молодой человек, которого пугало  всякое  новое
лицо, ибо оно означало нового кредитора, обеспокоенного слухами  и  при-
шедшего к главе фирмы за справками, хотел  избавить  своего  патрона  от
неприятной беседы; он начал расспрашивать посетителя; но тот заявил, что
ничего не имеет сказать г-ну Эмманюелю и желает говорить лично  с  г-ном
Моррелем.
   Эмманюель со вздохом позвал Коклеса, Коклес явился, и молодой человек
велел ему провести незнакомца к г-ну Моррелю. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма