Данглар понял, какой удар он нанес Дантесу, ко

			
			
			гда узнал о возвращении
Наполеона во Францию; донос его попал в цель, и, как все люди,  обладаю-
щие известною одаренностью к преступлению и умеренными  способностями  в
обыденной жизни, он назвал это странное совпадение "волею провидения".
   Но когда Наполеон вступил в Париж и снова раздался его  повелительный
и мощный голос, Данглар испугался. С минуты на минуту он ждал, что явит-
ся Дантес, Дантес, знающий все, Дантес, угрожающий и  готовый  на  любое
мщение. Тогда он сообщил г-ну Моррелю о своем желании  оставить  морскую
службу и просил рекомендовать его одному испанскому негоцианту, к  кото-
рому и поступил конторщиком в конце марта, то есть через десять или две-
надцать дней после возвращения Наполеона в Тюильри; он уехал в Мадрид, и
больше о нем не слышали.
   Фернан - тот ничего не понял. Дантеса не было, - это все, что ему бы-
ло нужно. Что сталось с Дантесом? Он даже не старался  узнать  об  этом.
Все его усилия были направлены на то, чтобы обманывать  Мерседес  вымыш-
ленными причинами невозвращения ее жениха или же на  обдумывание  плана,
как бы уехать и увезти ее; иногда он садился на вершине мыса Фаро, отку-
да видны и Марсель и Каталаны, и  мрачно,  неподвижным  взглядом  хищной
птицы смотрел на обе дороги, не покажется ли вдали красавец моряк, кото-
рый должен принести с собой суровое мщение. Фернан твердо решил  застре-
лить Дантеса, а потом убить и себя, чтобы оправдать убийство. Но он  об-
манывался; он никогда не наложил бы на себя руки, ибо все еще надеялся.
   Между тем среди всех этих горестных  треволнений  император  громовым
голосом призвал под ружье последний разряд рекрутов, и все, кто мог  но-
сить оружие, выступили за пределы Франции.
   Вместе со всеми отправился в поход и Фернан, покинув  свою  хижину  и
Мерседес и терзаясь мыслью, что в его отсутствие, быть может, возвратит-
ся соперник и женится на той, кого он любит.
   Если бы Фернан был способен на самоубийство, он застрелился бы в  ми-
нуту разлуки с Мерседес.
   Его участие к Мерседес, притворное сочувствие ее горю, усердие, с ко-
торым он предупреждал малейшее ее  желание,  произвели  действие,  какое
всегда производит преданность на великодушные  сердца;  Мерседес  всегда
любила Фернана как друга; эта дружба усугубилась чувством благодарности.
   - Брат мой, - сказала она, привязывая ранец  к  плечам  каталанца,  -
единственный друг мой, береги себя, не оставляй меня одну на этом свете,
где я проливаю слезы и где у меня нет никого, кроме тебя.
   Эти слова, сказанные в минуту расставания, оживили  надежды  Фернана.
Если Дантес не вернется, быть может, наступит день, когда Мерседес  ста-
нет его женой.
   Мерседес осталась одна, на голой скале, которая никогда еще не  каза-
лась ей такой бесплодной, перед безграничной далью моря. Вся  в  слезах,
как та безумная, чью печальную повесть рассказывают  в  этом  краю,  она
беспрестанно бродила вокруг Каталан; иногда останавливалась  под  жгучим
южным солнцем, неподвижная, немая, как статуя, и  смотрела  на  Марсель;
иногда сидела на берегу и слушала стенание волн, вечное, как ее горе,  и
спрашивала себя: не лучше ли наклониться вперед, упасть,  низринуться  в
морскую пучину, чем выносить жестокую  муку  безнадежного  ожидания?  Не
страх удержал Мерседес от самоубийства, - она нашла утешение в  религии,
и это спасло ее.
   Кадрусса тоже, как и Фернана, призвали в армию, но он был восемью го-
дами старше каталанца и притом женат, и потому его  оставили  в  третьем
разряде, для охраны побережья.
   Старик Дантес, который жил только надеждой, с падением императора по-
терял последние проблески ее.
   Ровно через пять месяцев после разлуки с сыном, почти в тот  же  час,
когда Эдмон был арестован, он умер на руках Мерседес.
   Моррель взял на себя похороны и заплатил мелкие долги, сделанные ста-
риком за время болезни.
   Это был не только человеколюбивый, это был смелый поступок.  Весь  Юг
пылал пожаром междоусобиц, и помочь, даже на смертном одре, отцу  такого
опасного бонапартиста, как Дантес, было преступлением.
      XIV. АРЕСТАНТ ПОМЕШАННЫЙ И АРЕСТАНТ НЕИСТОВЫЙ
   Приблизительно через год после  возвращения  Людовика  XVIII  главный
инспектор тюрем производил ревизию.
   Дантес в своей подземной камере слышал стук и скрип,  весьма  громкие
наверху, но внизу различимые только  для  уха  заключенного,  привыкшего
подслушивать в ночной тишине паука, прядущего свою  паутину,  да  мерное
падение водяной капли, которой нужно целый час, чтобы скопиться  на  по-
толке подземелья.
   Он понял, что у живых что-то происходит; он так долго  жил  в  мешке,
что имел право считать себя мертвецом.
   Инспектор посещал поочередно  комнаты,  камеры,  казематы.  Некоторые
заключенные удостоились расспросов: они принадлежали к числу тех,  кото-
рые, по скромности или по тупости, заслужили благосклонность начальства.
Инспектор спрашивал у них, хорошо ли их кормят и пет ли у них каких-либо
просьб. Все отвечали в один голос, что кормят их отвратительно и что они
просят свободы. Тогда инспектор спросил, не скажут ли они  еще  чего-ни-
будь. Они покачали головой. Чего могут просить узники, кроме свободы?
   Инспектор, улыбаясь, оборотился к коменданту и сказал:
   - Не понимаю, кому нужны эти  бесполезные  ревизии?  Кто  видел  одну
тюрьму, видел сто; кто выслушал  одною  заключенного,  выслушал  тысячу;
везде одно и то же: их плохо кормят и они невинны. Других у вас нет?
   - Есть еще опасные или сумасшедшие, которых мы держим в подземельях.
   - Что ж, - сказал инспектор с видом глубокой  усталости,  -  исполним
наш долг до конца - спустимся в подземелья.
   - Позвольте, - сказал комендант, - надо взять с собой  хотя  бы  двух
солдат; иногда заключенные решаются на отчаянные поступки, хотя  бы  уже
потому, что чувствуют отвращение к жизни и хотят, чтобы их приговорили к
смерти. Вы можете стать жертвой покушения.
   - Так примите меры предосторожности, - сказал инспектор.
   Явились двое солдат, и все начали спускаться по такой вонючей,  гряз-
ной и сырой лестнице, что уже один спуск по ней был  тягостен  для  всех
пяти чувств. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма