- Что вы делали, когда вас арестовали?
   - Я 

			
			
			обедал с друзьями по случаю моего  обручения,  -  отвечал  Дантес
слегка дрогнувшим голосом, настолько мучителен был  контраст  между  ра-
достным празднеством и мрачной церемонией, которая совершалась в эту ми-
нуту, между хмурым лицом Вильфора и лучеразным личиком Мерседес.
   - По случаю вашего обручения? - повторил помощник прокурора, невольно
вздрогнув.
   - Да, я женюсь на девушке, которую люблю уже три года.
   Вильфор, вопреки своему обычному бесстрастию, был все же поражен  та-
ким совпадением, и взволнованный голос юноши пробудил сочувственный отз-
вук в его душе, он тоже любил свою невесту, тоже был счастлив, и вот его
радости помешали, для того чтобы он разрушил счастье человека,  который,
подобно ему, был так близок к блаженству. "Такое  философическое  сопос-
тавление, - подумал он, - будет иметь большой успех в  гостиной  маркиза
де СенМеран; и, пока Дантес ожидал дальнейших вопросов, он начал  подби-
рать в уме антитезы, из которых ораторы строят блестящие фразы,  рассчи-
танные на аплодисменты и подчас принимаемые за истинное красноречие.
   Сочинив в уме изящный спич, Вильфор улыбнулся и сказал,  обращаясь  к
Дантесу:
   - Продолжайте.
   - Что же мне продолжать?
   - Осведомите правосудие.
   - Пусть правосудие скажет мне, о чем оно желает быть осведомлено, и я
ему скажу все, что знаю. Только, - прибавил он с улыбкою,  -  предупреж-
даю, что я знаю мало.
   - Вы служили при узурпаторе?
   - Меня должны были зачислить в военный флот, когда он пал.
   -  Говорят,  вы  весьма  крайних  политических  убеждений,  -  сказал
Вильфор, которому об этом никто ничего не говорил, но он решил на всякий
случай предложить этот вопрос в виде обвинения.
   - Мои политические убеждения!.. Увы, мне стыдно признаться, но у меня
никогда не было того, что называется убеждениями, мне  только  девятнад-
цать лет, как я уже имел честь доложить вам; я ничего не знаю,  никакого
видного положения я занять не могу; всем, что я есть и чем я стану, если
мне дадут то место, о котором я мечтаю, я буду обязан  одному  господину
Моррелю. Поэтому все мои убеждения, и то  не  политические,  а  частные,
сводятся к трем чувствам: я люблю моего отца, уважаю господина Морреля и
обожаю Мерседес Вот, милостивый государь, все, что я могу сообщить  пра-
восудию; как видите, все это для него мало интересно.
   Пока Дантес говорил, Вильфор смотрел на его честное, открытое лицо  и
невольно вспомнил слова Рене, которая, не зная  обвиняемого,  просила  о
снисхождении к нему. Привыкнув иметь дело с преступлением и преступника-
ми, помощник прокурора в каждом слове Дантеса видел новое доказательство
его невиновности. В самом деле, этот юноша, почти мальчик, простодушный,
откровенный, красноречивый тем красноречием сердца, которое  никогда  не
дается, когда его ищешь, полный любви ко всем, потому что был  счастлив,
а счастье и самых злых превращает в добрых, -  изливал  даже  на  своего
судью нежность и доброту, переполнявшие его душу. Вильфор был с ним  су-
ров и строг, а у Эдмона во взоре, в голосе, в движениях не было  ничего,
кроме приязни и доброжелательности к тому, кто его допрашивал.
   "Честное слово, - подумал Вильфор, - вот славный малый,  и,  надеюсь,
мне нетрудно, будет угодить Рене, исполнив первую  ее  просьбу;  этим  я
заслужу сердечное рукопожатие при всех, а в уголке, тайком, нежный поце-
луй".
   От этой сладостной надежды лицо Вильфора прояснилось, и когда,  отор-
вавшись от своих мыслей, он перевел взгляд на Дантеса, Дантес, следивший
за всеми переменами его лица, тоже улыбнулся.
   - У вас есть враги? - спросил Вильфор.
   - Враги? - сказал Дантес. - Я, по счастью, еще так мало значу, что не
успел нажить их. Может быть, я немного вспыльчив, но я  всегда  старался
укрощать себя в отношениях с подчиненными. У меня  под  началом  человек
десять - двенадцать матросов. Спросите их, милостивый  государь,  и  они
вам скажут, что любят и уважают меня не как отца, - я еще слишком  молод
для этого, - а как старшего брата.
   - Если у вас нет врагов, то, может быть, есть завистники. Вам  только
девятнадцать лет, а вас назначают капитаном, это высокая должность в ва-
шем звании; вы женитесь на красивой девушке, которая вас  любит,  а  это
редкое счастье во всех званиях мира. Вот две веские причины, чтобы иметь
завистников.
   - Да, вы правы. Вы, верно, лучше меня знаете людей, а может быть, это
и так. Но если эти завистники из числа моих друзей, то я предпочитаю  не
знать, кто они, чтобы мне не пришлось их ненавидеть.
   - Это неверно. Всегда надо, насколько можно, ясно видеть  окружающее.
И, сказать по правда, - вы кажетесь мне таким достойным молодым  челове-
ком, что для вас я решаюсь отступить от обычных правил правосудия и  по-
мочь вам раскрыть истину... Вот донос, который возводит на  вас  обвине-
ние. Узнаете почерк?
   Вильфор вынул из кармана письмо и протянул его Дантесу.  Дантес  пос-
мотрел, прочел, нахмурил лоб и сказал:
   - Нет, я не знаю этой руки; почерк искажен,  но  довольно  тверд.  Во
всяком случае это писала искусная "рука. Я очень  счастлив,  -  прибавил
он, глядя на Вильфора с благодарностью, - что имею дело с таким  челове-
ком, как вы, потому что действительно этот завистник - настоящий враг!
   По молнии, блеснувшей в глазах юноши при этих словах, Вильфор  понял,
сколько душевной силы скрывается под его наружной кротостью.
   - А теперь, - сказал Вильфор, - отвечайте мне откровенно, не как  об-
виняемый судье, а как человек, попавший в беду, отвечает человеку, кото-
рый принимает в нем участие: есть ли правда в этом безыменном доносе?
   И Вильфор с отвращением бросил на стол  письмо,  которое  вернул  ему
Дантес. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма