- Нет.
   Д'Авриньи взял склянку, отлил нескол

			
			
			ько капель жидкости на  ладонь  и
проглотил их.
   - Хорошо, - сказал он, - пойдемте к Валентине, я дам  предписания,  и
вы сами проследите за тем, чтобы они никем не нарушались.
   В то самое время, когда д'Авриньи в сопровождении Вильфора  входил  в
комнату Валентины, итальянский священник,  с  размеренной  походкой,  со
спокойной и уверенной речью, нанимал дом, примыкающий к особняку Вильфо-
ра.
   Неизвестно, в чем заключалась сделка, в силу которой все жильцы этого
дома выехали два часа спустя; но прошел слух, будто фундамент этого дома
не особенно прочен и дому угрожает обвал, что не помешало новому  жильцу
около пяти часов того же дня переехать в него  со  всей  своей  скромной
обстановкой.
   Новый жилец взял его в аренду на три, шесть или девять лет и, как по-
лагается, заплатил за полгода вперед; этот новый жилец, как мы уже  ска-
зали, был итальянец и звали его синьор Джакопо Бузони.
   Немедленно были призваны рабочие, и в ту же ночь редкие прохожие, по-
являвшиеся в этом конце улицы, с изумлением наблюдали,  как  плотники  и
каменщики подводили фундамент под ветхое здание.
      XVIII. БАНКИР И ЕГО ДОЧЬ
   Из предыдущей главы мы знаем, что г-жа Данглар  приезжала  официально
объявить г-же де Вильфор о предстоящей свадьбе мадемуазель Эжени Данглар
с Андреа Кавальканти.
   Это официальное уведомление как будто доказывало, что все заинтересо-
ванные лица пришли к соглашению; однако ему предшествовала сцена, о  ко-
торой мы должны рассказать нашим читателям.
   Поэтому мы просим их вернуться немного назад и утром  этого  знамена-
тельного дня перенестись в ту пышную золоченую гостиную, которую мы  уже
описывали и которой так гордился ее владелец, барон Данглар.
   По этой гостиной, часов в десять утра, шагал взад и вперед, погружен-
ный в задумчивость и, видимо, чем-то обеспокоенный, сам барон,  погляды-
вая на двери и останавливаясь при каждом шорохе.
   Когда в конце концов его терпение истощилось, он позвал камердинера.
   - Этьен, - сказал он, - пойдите узнайте, для чего мадемуазель Данглар
просила меня ждать ее в гостиной, и по какой причине она заставляет меня
ждать так долго.
   Дав, таким образом, волю своему дурному настроению, барон немного ус-
покоился.
   В самом деле мадемуазель Данглар, едва проснувшись, послала свою гор-
ничную испросить у барона аудиенцию и назначила местом ее золоченую гос-
тиную. Необычайность этой просьбы, а главное - ее  официальность  немало
удивили банкира, который не замедлил исполнить желание  своей  дочери  и
первым явился в гостиную.
   Этьен вскоре вернулся с ответом.
   - Горничная мадемуазель Эжени, - сказал он, - сообщила мне, что маде-
муазель Эжени кончает одеваться и сейчас придет.
   Данглар кивнул головой в знак того, что он  удовлетворен  ответом.  В
глазах света и даже в глазах слуг Данглар слыл благодушным  человеком  и
снисходительным отцом; этого требовала роль демократического  деятеля  в
той комедии, которую он разыгрывал; ему казалось, что это ему  подходит;
так в античном театре у масок отцов правый угол рта  был  приподнятый  и
смеющийся, а левый - опущенный и плаксивый.
   Поспешим добавить, что в интимном кругу смеющаяся губа опускалась  до
уровня плаксивой; так что в большинстве случаев благодушный человек  ис-
чезал, уступая место грубому мужу и деспотическому отцу.
   - Почему эта сумасшедшая девчонка, если ей нужно со мной  поговорить,
не придет просто ко мне в кабинет? - бормотал Данглар. - И о чем это  ей
понадобилось со мной говорить?
   Он в двадцатый раз возвращался к этой  беспокоившей  его  мысли,  как
вдруг дверь отворилась и вошла Эжени, в черном атласном платье,  заткан-
ном черными же цветами, без шляпы, но в перчатках, как будто она собира-
лась занять свое кресло в Итальянской опере.
   - В чем дело, Эжени? - воскликнул отец. - И к чему эта парадная  гос-
тиная, когда можно так уютно посидеть у меня в кабинете?
   - Вы совершенно правы, сударь, - отвечала Эжени, знаком приглашая от-
ца сесть, - вы задали  мне  два  вопроса,  которые  исчерпывают  предмет
предстоящей нам беседы. Поэтому я вам сейчас отвечу на оба;  и,  вопреки
обычаям, начну со второго, ибо он менее сложен. Я избрала  местом  нашей
встречи гостиную, чтобы избежать неприятных  впечатлений  и  воздействий
кабинета банкира. Кассовые книги, как бы они ни были раззолочены, ящики,
запертые, как крепостные ворота, огромное количество кредитных  билетов,
берущихся неведомо откуда, и груды писем, пришедших из  Англии,  Голлан-
дии, Испании, Индии, Китая и Перу, всегда как-то  странно  действуют  на
мысли отца и заставляют его забывать, что в мире существуют более важные
и священные вещи, чем общественное положение и мнение  его  доверителей.
Вот почему я избрала эту гостиную, где на стенах висят в  своих  велико-
лепных рамах, счастливые и улыбающиеся, наши портреты - ваш, мой и  моей
матери, и всевозможные идиллические пейзажи и  умилительные  пастушеские
сцены. Я очень верю в силу внешних впечатлений. Быть может,  особенно  в
отношении вас, я и ошибаюсь; но что поделать? Я не была бы артистической
натурой, если бы не сохраняла еще некоторых иллюзий.
   - Отлично, - ответил Данглар, прослушавший эту тираду с  невозмутимым
хладнокровием, но ни  слова  в  ней  не  понявший,  так  как  был  занят
собственными мыслями и старался найти им отклик в мыслях своего собесед-
ника.
   - Итак, мы более или менее разрешили второй вопрос, - сказала  Эжени,
нимало не смущаясь и с той почти мужской самоуверенностью, которая отли-
чала ее речь и движения, - мне кажется,  вы  вполне  удовлетворены  моим
объяснением. Теперь вернемся к первому вопросу. Вы спрашиваете меня, для
чего я просила у вас аудиенции; я вам отвечу в двух словах: я  не  желаю
выходить замуж за графа Андреа Кавальканти.
   Данглар подскочил на своем кресле. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма