Мерседес произнесла эти слова с такой силой го

			
			
			ря, с таким  отчаянием,
что при звуке этих слов у графа вырвалось рыдание.
   Лев был укрощен; неумолимый мститель смирился.
   - Чего вы требуете? - спросил он. - Чтобы я пощадил жизнь вашего  сы-
на? Хорошо, он не умрет.
   Мерседес радостно вскрикнула; на  глазах  Монте-Кристо  блеснули  две
слезы, но они тотчас же исчезли; должно быть, бог послал за ними ангела,
ибо перед лицом создателя, они были много драгоценнее, чем самый роскош-
ный жемчуг Гузерата и Офира.
   - Благодарю тебя, благодарю, Эдмон! - воскликнула она,  схватив  руку
графа и поднося ее к губам. - Таким ты всегда  грезился  мне,  таким,  я
всегда любила тебя. Теперь я могу это сказать!
   - Тем более, - отвечал Монте-Кристо, - что  вам  уже  недолго  любить
бедного Эдмона. Мертвец вернется в могилу, призрак вернется в небытие.
   - Что вы говорите, Эдмон?
   - Я говорю, что, раз вы этого хотите, Мерседес, я должен умереть.
   - Умереть? Кто это сказал? Кто говорит о смерти? Почему вы возвращае-
тесь к мысли о смерти?
   - Неужели вы думаете, что, оскорбленный публично, при  всей  зале,  в
присутствии ваших друзей  и  друзей  вашего  сына,  вызванный  на  дуэль
мальчиком, который будет гордиться моим прощением как своей победой, не-
ужели вы думаете, что я могу  остаться  жить?  После  вас,  Мерседес,  я
больше всего на свете любил самого себя, то есть мое достоинство, ту си-
лу, которая возносила меня над людьми; в этой силе была моя жизнь.  Одно
ваше слово сломило ее. Я должен умереть.
   - Но ведь эта дуэль не состоится, Эдмон, раз вы прощаете.
   - Она состоится, сударыня,  -  торжественно  заявил  Монте-Кристо,  -
только вместо крови вашего сына, которая  должна  была  обагрить  землю,
прольется моя.
   Мерседес громко вскрикнула и бросилась к Монте-Кристо, но вдруг оста-
новилась.
   - Эдмон, - сказала она, - есть бог на небе, раз вы живы, раз я  снова
вас вижу, и я уповаю на него всем сердцем своим. В чаянии его  помощи  я
полагаюсь на ваше слово. Вы сказали, что мой сын не умрет, да, Эдмон?
   - Да, сударыня, - сказал Монте-Кристо, уязвленный, что  Мерседес,  не
споря, не пугаясь, без возражений приняла жертву, которую он ей принес.
   Мерседес протянула графу руку.
   - Эдмон, - сказала она, глядя на него полными слез глазами, - как  вы
великодушны! С каким высоким благородством вы сжалились  над  несчастной
женщиной, которая пришла к вам почти без надежды!  Горе  состарило  меня
больше, чем годы, и я ни улыбкой, ни взглядом уже не могу напомнить мое-
му Эдмону ту Мерседес, которой он некогда так любовался. Верьте,  Эдмон,
я тоже много выстрадала; тяжело чувствовать, что жизнь проходит, а в па-
мяти не остается ни одного радостного мгновения, в сердце  -  ни  единой
надежды; но не все кончается с земной жизнью. Нет! не  все  кончается  с
нею, я это чувствую всем, что еще не умерло в моей душе. Я повторяю вам,
Эдмон, это прекрасно, это благородно, это великодушно, -  простить  так,
как вы простили!
   - Вы это говорите, Мерседес, и все же вы не знаете  ей  тяжести  моей
жертвы. Что, если бы всевышний, создав мир, оплодотворив хаос, не завер-
шил сотворения мира, дабы уберечь ангела от тех слез, которые наши  зло-
деяния должны были исторгнуть из его бессмертных очей? Что, если бы, все
обдумав, все создав, готовый возрадоваться своему творению, бог  погасил
солнце и столкнул мир в вечную ночь? Вообразите это,  и  вы  поймете,  -
нет, вы и тогда не поймете, что я теряю, расставаясь сейчас с жизнью.
   Мерседес взглянула на графа с изумлением, восторгом и благодарностью.
   Монте-Кристо опустил голову на дрожащие руки, словно его чело изнемо-
гало под тяжестью его мыслей.
   - Эдмон, - сказала Мерседес, - мне остается сказать вам  одно  только
слово.
   Граф горько улыбнулся.
   - Эдмон, - продолжала она, - вы увидите, что если лицо мое  поблекло,
глаза потухли, красота исчезла, словом, если Мерседес  ни  одной  чертой
лица не напоминает прежнюю Мерседес, сердце ее все  то  же!..  Прощайте,
Эдмон; мне больше нечего просить у неба... Я снова увидела вас благород-
ным и великодушным, как прежде. Прощайте, Эдмон... прощайте, да  благос-
ловит вас бог!
   Но граф ничего не ответил.
   Мерседес отворила дверь кабинета и скрылась раньше, чем он очнулся от
глубокого и горестного раздумья.
   Часы Дома Инвалидов пробили час, когда граф МонтеКристо, услышав  шум
кареты, уносившей г-жу де Морсер по Елисейским Полям, поднял голову.
   - Безумец, - сказал он, - зачем в тот день, когда я решил мстить,  не
вырвал я сердца из своей груди!


 ..далее 

Другое творчество Александра Дюма