- В чем? Ты еще спрашиваешь? Мы с тобой расста

			
			
			емся на Барском  мосту,
ты говоришь мне, что отправляешься в Пьемонт и Тоскану, - и  ничего  по-
добного, ты оказываешься в Париже!
   - А чем это вам мешает?
   - Да ничем; наоборот, я надеюсь, что это будет мне на пользу.
   - Вот как! - сказал Андреа. - Вы, значит, намерены на мне  спекулиро-
вать?
   - Ну, зачем такие громкие слова!
   - Предупреждаю вас, что это напрасно, дядя Кадрусс.
   - Да ты не сердись, малыш; ты сам должен знать, что значит несчастье;
ну, а несчастье делает человека завистливым. Я-то воображаю, что ты бро-
дишь по Пьемонту и Тоскане и тянешь лямку  чичероне  или  носильщика;  я
всей душой жалею тебя, как жалел бы родного сына. Ты же помнишь, я всег-
да тебя звал сыном.
   - Ну, а дальше? Дальше что?
   - Ах ты, порох! Потерпи немного.
   - Я и так терпелив. Ну, кончайте.
   - И вдруг я встречаю тебя у заставы, в тильбюри с грумом,  одетого  с
иголочки. Ты, что же, нашел золотоносную жилу или купил  маклерский  па-
тент?
   - Значит, вы завидуете?
   - Нет, я просто доволен, так доволен, что  захотел  поздравить  тебя,
малыш; но я был недостаточно прилично одет, и потому принял меры предос-
торожности, чтобы не компрометировать тебя.
   - Хороши меры предосторожности! - сказал Андреа. - Заговорить со мной
при слуге!
   - Что поделаешь, сынок; заговорил, когда удалось встретиться.  Лошадь
у тебя быстрая, экипаж легкий, и сам ты скользкий, как угорь;  упусти  я
тебя сегодня, я бы тебя, пожалуй, уже больше не поймал.
   - Вы же видите, я вовсе не прячусь.
   - Это твое счастье, я очень бы хотел сказать то же про себя; а вот  я
прячусь. К тому же я боялся, что ты меня не узнаешь; но ты меня узнал, -
прибавил Кадру ее с гаденькой улыбочкой, - это очень мило с твоей сторо-
ны.
   - Ну, хорошо, - сказал Андреа, - что же вы хотите?
   - Ты говоришь мне "вы"; это нехорошо, Бенедетто, ведь я  твой  старый
товарищ; смотри, я стану требовательным.
   Эта угроза охладила гнев Андреа; он чувствовал,  что  вынужден  усту-
пить.
   Он снова пустил лошадь рысью.
   - С твоей стороны нехорошо так обращаться со мной, Кадрусс, -  сказал
он. - Ты сам говоришь, что мы старые товарищи, ты марселей, я...
   - Так ты теперь знаешь, кто ты?
   - Нет, но я вырос на Корсике. Ты стар и упрям, я молод и  неуступчив.
Плохо, если мы начнем угрожать друг другу, нам лучше все решать полюбов-
но. Чем я виноват, что судьба мне улыбнулась, а тебе по-прежнему не  ве-
зет?
   - Так тебе вправду повезло? Значит, и этот грум, и тильбюри, и платье
не взяты напрокат? Что ж, тем лучше! - сказал Кадрусс  с  блестящими  от
жадности глазами.
   - Ты сам это отлично видишь и понимаешь, раз ты заговорил со мной,  -
сказал Андреа, все больше волнуясь. - Будь у меня на голове платок,  как
у тебя, грязная блуза на плечах и дырявые башмаки на ногах, ты не  стре-
мился бы узнать меня.
   - Вот видишь, как ты меня презираешь, малыш. Нехорошо! Теперь,  когда
я тебя нашел, ничто не мешает мне одеться в лучшее сукно. Я же знаю твое
доброе сердце: если у тебя два костюма, ты отдашь один мне; ведь я отда-
вал тебе свою порцию супа и бобов, когда ты уж очень хотел есть. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма