Он застонал, как будто в сердце ему вонзилось 

			
			
			раскаленное железо.
   Все время он думал только об одном своем несчастье, и вдруг перед его
глазами второе, не менее ужасное.
   Его жена! Он только что стоял перед нею как неумолимый судья; он при-
говорил ее к смерти; и она, пораженная ужасом, раздавленная стыдом, уби-
тая раскаянием, которое он пробудил в ней своей  незапятнанной  доброде-
телью, - она, несчастная, слабая женщина, беззащитная перед  лицом  этой
неограниченной, высшей власти, быть может, в эту самую минуту готовилась
умереть!
   Уже час прошел с тех пор, как он вынес ей приговор; и  в  эту  минуту
она, должно быть, вспоминала все свои преступления, молила бога о  поща-
де, писала письмо, униженно умоляя своего безупречного судью о прощении,
которое она покупала ценою жизни.
   Вильфор глухо застонал от бешенства и боли и  заметался  на  атласных
подушках кареты.
   - Эта женщина стала преступницей только потому, что  прикоснулась  ко
мне! - воскликнул он. - Я - само преступление! И она заразилась им,  как
заражаются тифом, холерой, чумой!.. И я караю ее!.. Я осмелился ей  ска-
зать: раскайся и умри... я! Нет, нет, она будет жить...  она  пойдет  со
мной... Мы скроемся, мы покинем Францию, мы будем  скитаться  по  земле,
пока она будет носить нас. Я говорил ей об эшафоте!.. Великий боже!  Как
я смел произнести это слово! Ведь меня тоже ждет  эшафот!..  Мы  скроем-
ся... Да, я покаюсь ей во всем; каждый день я  буду  смиренно  повторять
ей, что я такой же преступник... Союз тигра и змеи!  О  жена,  достойная
своего мужа!.. Она должна жить, ее злодеяние должно померкнуть перед мо-
им!
   И Вильфор порывисто опустил переднее стекло кареты.
   - Скорей, скорей! - крикнул он таким голосом, что кучер привскочил на
козлах.
   Испуганные лошади вихрем помчались к дому.
   - Да, да, - твердил Вильфор, - эта женщина должна  жить,  она  должна
раскаяться и воспитать моего сына, моего несчастного мальчика.  Он  один
вместе с этим словно железным стариком пережил гибель  моей  семьи!  Она
любила сына; ради него она пошла на преступление. Никогда не следует те-
рять веру в сердце женщины, любящей своего ребенка; она раскается, никто
не узнает, что она преступница. Все злодеяния, совершенные в моем доме и
о которых уже шепчутся в свете, со временем забудутся, а если и найдутся
недоброжелатели, которые о них вспомнят, я возьму вину на  себя.  Одним,
двумя, тремя больше - не все ли равно! Моя жена возьмет все наше золото,
а главное - сына, и бежит прочь от этой бездны, куда, кажется, вместе со
мною готов низринуться весь мир. Она будет жить, она еще будет  счастли-
ва, ибо вся ее любовь принадлежит сыну, а сын останется с ней. Я совершу
доброе дело; от этого душе станет легче.
   И королевский прокурор вздохнул свободнее.
   Карета остановилась во дворе его дома.
   Вильфор спрыгнул с подножки на ступени крыльца; он видел,  что  слуги
удивлены его быстрым возвращением. Ничего другого он на их лицах не про-
чел; никто не заговорил с ним; перед ним, как  всегда,  расступились,  и
только.
   Он прошел мимо комнаты Нуартье и сквозь полуотворенную дверь  заметил
две неясные тени, но не задумался над тем, кто посетитель его отца; тре-
вога подгоняла его.
   "Здесь все как было", - подумал он, поднимаясь по маленькой лестнице,
которая вела к комнатам его жены и пустой комнате Валентины.
   Он запер за собой дверь на площадку.
   - Пусть никто не входит сюда, - сказал он, - я должен говорить с  ней
без помехи, повиниться перед ней, сказать ей все...
   Он подошел к двери, взялся за хрустальную ручку; дверь подалась.
   - Не заперта! - прошептал он. - Это хороший знак!
   И он вошел в маленькую гостиную, где по вечерам стелили  постель  для
Эдуарда; хотя мальчик и учился в пансионе, он каждый  вечер  возвращался
домой; мать ни за что не хотела разлучаться с ним.
   Вильфор окинул взглядом комнату.
   - Никого, - сказал он, - она у себя в спальне.
   Он бросился к двери.
   Но эта дверь была заперта.
   Он остановился, весь дрожа.
   - Элоиза! - крикнул он.
   Ему послышалось, что кто-то двинул стулом. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма