Кадрусс приподнялся на колени, вытянул руки, о

			
			
			тшатнулся, потом сложил
ладони и последним усилием воздел их к небу:
   - О боже мой, боже мой, - сказал он, - прости, что я отрицал тебя; ты
существуешь, ты поистине отец небесный и судья земной! Господи боже мой,
я долю не верил в тебя! Господи, прими душу мою!
   И Кадрусс, закрыв глаза, упал навзничь с последним криком и последним
вздохом.
   Кровь сразу перестала течь из ран.
   Он был мертв.
   - Один! - загадочно произнес граф, устремив глаза на труп,  обезобра-
женный ужасной смертью.
   Десять минут спустя прибыл доктор и королевский прокурор, приведенные
- один привратником, другой Али, и были встречены аббатом Бузони, молив-
шимся у изголовья мертвеца.
      VII. БОШАН
   В Париже целых две недели только и говорили что об этой  дерзкой  по-
пытке обокрасть графа. Умирающий подписал заявление, в котором  указывал
на некоего Бенедетто, как на своего убийцу. Полиции было предписано пус-
тить по следам убийцы всех своих агентов.
   Нож Кадрусса, потайной фонарь, связка отмычек и вся его одежда,  иск-
лючая жилет, которого нигде не нашли, были приобщены к  делу;  труп  был
отправлен в морг.
   Граф всем отвечал, что все это произошло, пока он был у себя в  Отей-
ле, и что, таким образом, он знает об этом только со слов аббата Бузони,
который, по странной случайноети, попросил у  него  позволения  провести
эту ночь у него в доме, чтобы сделать  выписки  из  некоторых  редчайших
книг, имеющихся в его библиотеке.
   Один только Бертуччо бледнел каждый раз, когда  при  нем  произносили
имя Бенедетто; по никто не интересовался цветом лица Бертуччо.
   Вильфор, призванный надето преступления, пожелал сам заняться делом и
вел следствие с тем страстным рвением, с каким он относился ко всем уго-
ловным делам, которые вел лично.
   Но прошло уже три недели, а самые тщательные розыски не привели ни  к
чему; в обществе уже начали забывать об этом покушении и об убийстве во-
ра его сообщником и занялись предстоящей свадьбой мадемуазель Данглар  и
графа Андреа Кавальканти.
   Этот брак был почти уже официально объявлен, и Андреа  бывал  в  доме
банкира на правах жениха.
   Написали Кавальканти-отцу; тот весьма одобрил этот брак, очень жалел,
что служба мешает ему покинуть Парму, где он сейчас находится, и изъявил
согласие выделить капитал, приносящий полтораста тысяч  ливров  годового
дохода.
   Было условлено, что три миллиона будут помещены у  Данглара,  который
пустит их в оборот; правда, нашлись люди, выразившие  молодому  человеку
свои сомнения в устойчивом положении дел его будущего тестя, который  за
последнее время терпел на бирже неудачу за неудачей; но  Андреа,  преис-
полненный высокого доверия и бескорыстия, отверг все эти пустые слухи  и
был даже настолько деликатен, что ни слова не сказал о них барону.
   Недаром барон был в восторге от графа Андреа Кавальканти.
   Что касается мадемуазель Эжени Данглар, - в своей инстинктивной нена-
висти к замужеству, она была рада появлению Андреа,  как  способу  изба-
виться от Морсера; но когда Андреа сделался слишком близок,  она  начала
относиться к нему с явным отвращением.
   Быть может, барон это и заметил: но так как он мог приписать это отв-
ращение только капризу, то сделал вид, что не замечает его.
   Между те и выговоренная Бошаном отсрочка приходила к  концу.  Кстати,
Морсер имел возможность оценить по достоинству совет Монте-Кристо, кото-
рый убеждал его дать делу заглохнуть; никто не обратил внимания  на  га-
зетную заметку, касавшуюся генерала, и никому не пришло в голову  узнать
в офицере, сдавшем Янинский замок, благородного графа, заседающего в Па-
лате пэров.
   Тем не менее Альбер считал себя оскорбленным, ибо не подлежало сомне-
нию, что оскорбительные для него строки были помещены в газете преднаме-
ренно. Кроме того, поведение Бошана в конце их беседы оставило в его Ду-
ше горький осадок. Поэтому он лелеял мысль о  дуэли,  настоящую  причину
которой, если только Бошан на это согласился бы, он надеялся скрыть даже
от своих секундантов.
   Бошана никто не видел с тех пор, как Альбер был у пего; всем,  кто  о
нем осведомлялся, отвечали, что он на несколько дней уехал.
   Где же он был? Никто этого не знал.
   Однажды утром Альбера разбудил камердинер и доложил ему о приходе Бо-
шана. Альбер протер глаза, велел попросить Бошана подождать внизу, в ку-
рительной, быстро оделся и спустился вниз.
   Он застал Бошана шагающим из угла в угол. Увидав его,  Бошан  остано-
вился.
   - То, что вы сами явились ко мне, не дожидаясь сегодняшнего моего по-
сещения, кажется мне добрым знаком, - сказал Альбер. - Ну, говорите ско-
рей, могу ли я протянуть вам руку и сказать: Бошан, признайтесь, что  вы
были неправы, и останьтесь моим другом. Или же я должен просто  спросить
вас: какое оружие вы выбираете? ..далее 

Другое творчество Александра Дюма