- Вы ошибаетесь, Моррель, - сказал Монте-Крист

			
			
			о, -  я  в  самом  деле
чувствовал себя счастливым.
   - Так вы забыли обо мне; тем лучше.
   - Почему?
   - Вы ведь знаете, мой друг, что я, как  гладиатор,  приветствующий  в
цирке великого императора, говорю вам: "Идущий  на  смерть  приветствует
тебя".
   - Так вы не утешились? - спросил Монте-Кристо, бросая на  него  зага-
дочный взгляд.
   - Неужели вы могли подумать, что это возможно?  -  с  горечью  сказал
Моррель.
   - Поймите меня, Максимилиан, - сказал граф. -  Вы  не  считаете  меня
пошляком, бросающим слова на ветер? Я имею право  спрашивать,  утешились
ли вы, ибо для меля человеческое сердце  не  имеет  тайн.  Посмотрим  же
вместе, что скрыто  в  самой  глубине  вашего  сердца.  Терзает  ли  его
по-прежнему нестерпимая боль, от которой содрогается тело, как  содрога-
ется лев, ужаленный москитом? Мучит ли по-прежнему та палящая жажда, ко-
торую может утолить только могила, то безутешное горе, которое  выбрасы-
вает человека из жизни и гонит его навстречу смерти? Быть может, в вашем
сердце просто иссякло мужество, уныние погасило в нем последний луч  на-
дежды, и оно, утратив память, уже не в силах более  плакать?  Если  так,
если у вас больше нет слез, если вам кажется, что  ваше  сердце  умерло,
если у вас нет иной опоры, кроме бога, и ваш взгляд обращен только к не-
бу, тогда, друг мой, вы утешились, вам не на что больше сетовать.
   - Граф, - отвечал Моррель кротко и в то же время твердо, - выслушайте
меня, как человека, который перстом указывает на землю, а глаза возводит
к небу. Я пришел к вам, чтобы умереть в объятиях  друга.  Конечно,  есть
люди, которых я люблю: я люблю свою сестру, люблю ее мужа; но мне нужно,
чтобы в последнюю минуту кто-то улыбнулся мне и раскрыл сильные объятия.
Жюли разразилась бы слезами и упала бы в обморок; я увидел бы ее страда-
ния, а я довольно уже страдал; Эмманюель стал бы отнимать у меня  писто-
лет и поднял бы крик на весь дом. Вы же, граф, дали мне слово, и так как
вы больше, чем человек, и я считал бы вас божеством, если бы вы не  были
смертны, вы проводите меня тихо и ласково к вратам вечности.
   - Друг мой, - сказал граф, - у меня остается еще одно сомнение: может
быть, вы так малодушны, что рисуетесь своим горем?
   - Нет, граф, взгляните на меня: все просто, и во мне нет малодушия, -
сказал Моррель, протягивая графу руку, - мой пульс не бьется ни чаще, ни
медленнее, чем всегда. Я дошел до конца пути; дальше я не пойду. Вы  на-
зываете себя мудрецом - и вы говорили мне, что надо ждать и надеяться; а
вы знаете, к чему это привело? Я ждал целый месяц - это  значит,  что  я
целый месяц страдал! Человек жалкое и несчастное создание:  я  надеялся,
сам не знаю на что, на что-то неизведанное, немыслимое, безрассудное! На
чудо... но какое? Один бог это знает, бог, омрачивший наш разум безумием
надежды. Да, я ждал; да, я надеялся; и за те четверть часа, что мы бесе-
дуем, вы, сами того не зная, истерзали мне сердце, потому что каждое ва-
ше слово доказывало мне, что для меня нет больше надежды.  Как  ласково,
как нежно убаюкает меня смерть!
   Моррель произнес последние слова с такой страстной  силой,  что  граф
вздрогнул.
   - Граф, - продолжал Моррель, видя, что Монте-Кристо  не  отвечает.  -
Пятого сентября вы потребовали от меня месячной  отсрочки.  Я  согласил-
ся... Друг мой, сегодня пятое октября. - Моррель посмотрел  на  часы.  -
Сейчас девять часов; мне осталось жить еще три часа.
   - Хорошо, - отвечал Монте-Кристо, - идем.
   Моррель машинально последовал за графом, и даже не заметил,  как  они
вошли в пещеру.
   Он почувствовал под ногами ковер; открылась дверь, воздух  наполнился
благоуханием, яркий свет ослепил глаза. Моррель  остановился  в  нереши-
тельности: он боялся этой расслабляющей роскоши.
   Монте-Кристо дружески подтолкнул его к столу.
   - Почему нам не провести оставшиеся три часа, как древние римляне,  -
сказал он. - Приговоренные к смерти Нероном, своим повелителем и наслед-
ником, они возлежали за столом увенчанные цветами и вдыхали смерть вмес-
те с благоуханием гелиотропов и роз.
   Моррель улыбнулся.
   - Как хотите, - сказал он, - смерть всегда смерть:  забвение,  покой,
отсутствие жизни, а следовательно, и страданий.
   Он сел за стол; Монте-Кристо сел напротив него.
   Это была та самая сказочная столовая, которую мы уже однажды описали;
мраморные статуи по-прежнему держали на головах корзины, полные цветов и
плодов.
   Войдя, Моррель рассеянно оглядел комнату и, вероятно, ничего не  уви-
дел.
   - Я хочу задать вам вопрос, как мужчина мужчине, - сказал  он,  прис-
тально глядя на графа.
   - Спрашивайте.
   - Граф, - продолжал Моррель, - вы владеете всем человеческим знанием,
и мне кажется, что вы явились из другого, высшего и более мудрого  мира,
чем наш.
   - В ваших словах, Моррель, есть доля правды,  -  сказал  граф  с  пе-
чальной улыбкой, которая его так красила, - я сошел с планеты, имя кото-
рой - страдание.
   - Я верю каждому вашему слову, даже не пытаясь проникнуть в его скры-
тый смысл, граф; вы сказали мне - живи, и я продолжал жить;  вы  сказали
мне - надейся, и я почти надеялся. Теперь я спрашиваю вас, как  если  бы
вы уже познали смерть: граф, это очень мучительно? ..далее 

Другое творчество Александра Дюма