- Да, - сказал Франц, обрадованный тем, что гр

			
			
			аф сам затрагивает  же-
лательную ему тему.
   - Позвольте, я вчера как будто велел моему управляющему заняться этим
делом; может быть, я и тут смогу оказать вам маленькую услугу.
   Он протянул руку к шнурку и позвонил три раза.
   - Вы когда-нибудь задумывались над правильным  распределением  своего
времени и над возможностью упростить вашим слугам хождение взад  и  впе-
ред? - сказал он Францу. - Я изучил этот вопрос: теперь я звоню камерди-
неру один раз, дворецкому - два раза и управляющему -  три  раза.  Таким
образом я не трачу ни одной лишней минуты и ни одного лишнего  слова.  А
вот и мои управляющий.
   В комнату вошел человек лет сорока пяти, похожий, как две капли воды,
на того контрабандиста, который вводил Франца в пещеру Синдбада, но  тот
не подал вида, что узнает его. Франц понял, что таково  было  приказание
графа.
   - Господин Бертуччо, - сказал граф, - вы помните, что я вчера поручил
вам достать окно на Пьяцца-дельПополо?
   - Да, ваше сиятельство, - отвечал управляющий, - но так как было  уже
слишком поздно...
   - Как! - воскликнул граф, нахмурив брови. - Я же сказал вам, что  мне
нужно окно?
   - Ваше сиятельство и получит его, но так как оно было сдано князю Ло-
баньеву, то мне пришлось заплатить за него сто...
   - Хорошо, хорошо, господин Бертуччо:  избавьте  моих  гостей  от  хо-
зяйственных подробностей; вы достали окно - это все, что требуется. Ска-
жите адрес кучеру и ждите нас на лестнице, чтобы проводить  нас;  можете
идти.
   Управляющий отвесил поклон и повернулся к двери.
   - Да, вот еще что, - продолжал граф, - будьте так любезны и узнайте у
Пастрини, получил ли он "таволетту" и нельзя ли прислать  мне  программу
казни.
   - Не беспокойтесь, - заявил Франц, вынимая из кармана записную  книж-
ку, - я сам видел эту табличку и списал с нее, - вот, взгляните.
   - Прекрасно. В таком случае, господин Бертуччо, можете идти,  вы  мне
больше не нужны. Распорядитесь только, чтобы нам доложили, когда подадут
завтрак. Надеюсь, вы окажете мне честь позавтракать со мною? -  прибавил
он, обращаясь к гостям.
   - Но, право, граф, - сказал Альбер, - мы не можем так  злоупотреблять
вашим гостеприимством.
   - Нет, нет, напротив, вы доставите  мне  большое  удовольствие;  ког-
да-нибудь один из вас, а может быть и оба, отплатит мне тем же в Париже.
Господин Бертуччо, распорядитесь, чтобы поставили три прибора.
   Он взял из рук Франца записную книжку.
   - Так, так, - продолжал он небрежным тоном,  как  будто  читал  теат-
ральную афишу, - "...22 февраля... будут казнены: Андреа Рондоло,  осуж-
денный за убийство высокоуважаемого и достопочтенного дона Чезаре Торли-
ни, каноника церкви св. Иоанна Латеранского, и Пеппино, прозванный Рокка
Приори, уличенный в сообщничестве с презренным разбойником Луиджи  Вампа
и членами его шайки..." Гм!..  "Первый  будет  mazzolato,  второй  будет
decapitato". Да, - прибавил граф, - по-видимому, так все и  должно  было
совершиться, но вчера, кажется, произошло изменение  в  порядке  и  ходе
этой церемонии.
   - Вот как? - сказал Франц.
   - Да, я слыхал вчера у кардинала Роспильози, где я провел вечер,  что
казнь одного из преступников отложена.
   - Которого? Андреа Рондоло? - спросил Франц.
   - Нет, - отвечал граф, - другого... (он заглянул в  записную  книжку,
словно не мог вспомнить имени) Пеппино, прозванного  Рокка  Приори.  Это
лишает вас гильотины; но у вас остается mazzolato, а это очень  любопыт-
ная казнь, когда видишь ее впервые, и даже  во  второй  раз;  тогда  как
гильотина, которая вам,  впрочем,  вероятно,  знакома,  слишком  проста,
слишком однообразна, в ней не бывает ничего неожиданного. Нож не  срыва-
ется, не дрожит, не бьет мимо, не принимается за дело тридцать раз,  как
тот солдат, который отсекал голову графу де Шале, хотя, конечно, возмож-
но, что Ришелье поручил этого клиента особому вниманию  палача.  Нет,  -
продолжал граф презрительным тоном, - не  говорите  мне  об  европейцах,
когда речь идет о пытках; они в них ничего не понимают, это  совершенные
младенцы или, вернее, дряхлые старики во всем, что касается жестокости.
   - Можно подумать, граф, - сказал Франц, - что вы  занимались  сравни-
тельным изучением казней у различных народов земного шара.
   - Во всяком случае мало найдется таких, которых  бы  я  не  видел,  -
хладнокровно ответил граф.
   - Неужели вы находили удовольствие в таких ужасных зрелищах?
   - Моим первым чувством было отвращение, потом равнодушие,  под  конец
любопытство.
   - Любопытство? Какое страшное слово! ..далее 

Другое творчество Александра Дюма