- Невозможно,  милорд. Только 

			
			
			я  один могу выполнить  работу так, чтобы
разница между новыми и старыми была совершенно незаметна.
     - Так  вот, господин О'Рейли:  вы мой пленник. И, если бы  вы  пожелали
сейчас выйти за пределы моего дворца, вам это не удалось бы.  Следовательно,
примиритесь  с  этим.  Назовите  тех  из  подмастерьев,  которые  могут  вам
понадобиться, и укажите, какие инструменты они должны принести.
     Ювелир  хорошо  знал герцога и понимал поэтому,  что всякие  возражения
бесполезны. Он сразу покорился неизбежному.
     - Будет ли мне разрешено уведомить жену? - спросил он.
     - О,  вам будет разрешено даже увидеться с  ней,  мой дорогой  господин
О'Рейли! Ваше заключение  отнюдь не будет суровым, не  волнуйтесь. Но всякое
беспокойство требует вознаграждения. Вот вам сверх суммы,  обусловленной  за
подвески,  еще  чек  на  тысячу  пистолей,  чтобы  заставить  вас  забыть  о
причиненных вам неприятностях.
     Д'Артаньян  не  мог  прийти  в  себя  от  изумления,   вызванного  этим
министром, который гак свободно распоряжался людьми и миллионами.
     Ювелир тем временем написал жене письмо, приложив к нему чек на  тысячу
пистолей и прося в обмен прислать ему самого искусного из его  подмастерьев,
набор алмазов, точный вес и  качество  которых он  тут же указал,  а также и
необходимые ему инструменты.
     Бекингэм  провел  ювелира  в  предназначенную ему  комнату, которая  за
какие-нибудь полчаса была  превращена в  мастерскую. Затем он у каждой двери
приказал поставить караул со строжайшим приказанием не  пропускать в комнату
никого,  за  исключением  герцогского  камердинера  Патрика.  Ни  к  чему  и
говорить, что  ювелиру О'Рейли и его подмастерью было запрещено под каким бы
то ни было предлогом выходить за пределы комнаты.
     Сделав все распоряжения, герцог вернулся к д'Артаньяну.
     -  Теперь,  юный мой друг, - сказал он, - Англия принадлежит нам обоим.
Что вам угодно и какие у вас желания?
     -  Постель, - ответил  д'Артаньян. -  Должен  признаться,  что это  мне
сейчас нужнее всего.
     Герцог приказал  отвести д'Артаньяну  комнату рядом  со своей спальней.
Ему хотелось иметь молодого человека постоянно вблизи себя - не потому,  что
он  не доверял ему, а ради того, чтобы иметь собеседника, с которым можно бы
беспрестанно говорить о королеве.
     Час спустя в Лондоне был обнародован приказ о запрещении  выхода в море
кораблей с грузом для Франции. Исключения не было сделано даже для почтового
пакетбота.  По  мнению всех, это  означало  объявление  войны  между  обоими
государствами.
     На третий  день  к  одиннадцати  часам  утра  подвески  были  готовы  и
подделаны так  изумительно,  так  необычайно схоже,  что герцог сам  не  мог
отличить  старых  от  новых,  и даже  люди  самые сведущие в  подобных вещах
оказались бы так же бессильны, как и он.
     Герцог немедленно позвал д'Артаньяна.
     - Вот, - сказал герцог, - алмазные подвески, за которыми вы приехали, и
будьте свидетелем, что я сделал все, что было в человеческих силах.
     - Будьте спокойны, милорд, я  расскажу  обо  всем, что  видел. Но  ваша
милость отдает мне подвески без ларца.
     - Ларец помешает вам в пути. А затем  - этот ларец тем дороже мне,  что
он только один мне и остается. Вы скажете, что я оставил его у себя.
     - Я передам ваше поручение слово в слово, милорд.
     - А теперь, - произнес герцог, в упор глядя на молодого человека, - как
мне хоть когда-нибудь расквитаться с вами?
     Д'Артаньян вспыхнул до корней волос. Он понял,  что герцог ищет способа
заставить его  что-нибудь принять от него  в подарок, и мысль  о том, что за
кровь его и его товарищей ему будет заплачено английским золотом,  вызвала в
нем глубокое отвращение.
     - Поговорим начистоту, милорд, - ответил  д'Артаньян,  - и взвесим все,
чтобы не было недоразумений.  Я служу королю  и королеве Франции  и состою в
роте  гвардейцев  господина Деээссара,  который,  так же  как  и  его  зять,
господин де Тревиль, особенно предан их  величествам.  Более того: возможно,
что я не совершил бы всего этого, если бы не одна особа, которая дорога мне,
как вам, ваша светлость, дорога королева.
     - Да,  -  сказал герцог,  - улыбаясь, - и я, кажется,  знаю  эту особу.
Это...
     - Милорд, я не называл ее имени! - поспешно перебил молодой гвардеец. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма