С  виду  он казался спокойным,

			
			
			 как всегда,  только  глаза  его сверкали
необыкновенным, словно лихорадочным  блеском. Лицо  его  было  бледнее,  чем
обычно, губы плотно сжаты, а  речь звучала коротко  и  отрывисто,  изобличая
клокотавшие в нем мрачные чувства.
     Пока он  находился  в лодке,  отвозившей его с  корабля на берег, он не
отрываясь  смотрел  на  миледи,  которая,  стоя  на  палубе,  провожала  его
взглядом. Оба они уже почти не опасались погони: в комнату миледи никогда не
входили раньше девяти часов, а от замка до Портсмута было три часа езды.
     Фельтон  сошел на берег, взобрался  по гребню холма на вершину утеса, в
последний раз приветствовал миледи и повернул к городу.
     Дорога шла под уклон, и, когда Фельтон отошел шагов на  сто, ему  видна
была уже только мачта шхуны.
     Он  устремился  по  направлению к  Портсмуту,  башни  и  дома  которого
вставали перед ним, окутанные утренним туманом, приблизительно на расстоянии
полумили.
     По  ту сторону  Портсмута  море  было заполнено  кораблями;  их  мачты,
похожие на лес тополей, оголенных дыханием зимы, покачивались на ветру.
     Быстро шагая  вперед, Фельтон перебирал в уме  все обвинения,  истинные
или ложные,  против  Бекингэма, фаворита Якова  I  и Карла  I, -  обвинения,
которые  накопились  у  него  в итоге  двухлетних  размышлений и длительного
пребывания в кругу пуритан.
     Сравнивая   публичные   преступления   этого   министра,   преступления
нашумевшие и, если можно так выразиться, европейские, с частными и никому не
ведомыми преступлениями, в которых обвиняла его миледи, Фельтон находил, что
из двух человек, которые уживались в Бекингэме, более  виновным был тот, чья
жизнь  оставалась  неизвестной  широкой  публике.  Дело  в  том, что  любовь
Фельтона,  такая  странная, внезапная  и  пылкая, в  преувеличенных размерах
рисовала ему низкие  и вымышленные обвинения леди  Винтер,  подобно тому как
пылинки,  в действительности едва  уловимые  для глаза, даже по сравнению  с
муравьем,   представляются  нам  сквозь   увеличительное   стекло  страшными
чудовищами.
     Быстрая  ходьба еще сильнее  разжигала его пыл;  мысль  о том, что там,
позади него, оставалась, подвергаясь угрозе страшной мести, женщина, которую
он  любил,  вернее,  боготворил,  как  святую, недавно  пережитое  волнение,
испытываемая  усталость  -  все  это приводило  его  в состояние величайшего
душевного подъема.
     Он вошел в Портсмут около  восьми часов утра. Все население города было
на  ногах;  на  улицах  и   в  гавани  били  барабаны,  отъезжавшие   войска
направлялись к морю.
     Фельтон  подошел к адмиралтейству весь в пыли и  поту; его лицо, обычно
бледное, раскраснелось от жары  и гнева. Часовой не хотел пропускать его, но
Фельтон позвал начальника  караула и, вынув из  кармана  приказ, который ему
велено было доставить, заявил:
     - Спешное поручение от лорда Винтера.
     Услышав имя лорда Винтера,  являвшегося, как было  всем известно, одним
из  ближайших друзей его  светлости,  начальник  караула приказал пропустить
Фельтона, который к тому же был в мундире морского офицера.
     Фельтон ринулся во дворец.
     В  ту  минуту,  когда  он входил  в вестибюль, туда же  вошел  какой-то
запыхавшийся, весь покрытый  пылью человек,  оставивший у  крыльца  почтовую
лошадь,  которая,  доскакав,  рухнула   на  колени.  Фельтон  и   незнакомец
одновременно обратились к камердинеру  Патрику,  который  пользовался полным
доверием герцога.
     Фельтон сказал,  что  он послан  бароном Винтером; незнакомец отказался
сказать, кем  он  послан,  и заявил, что  может назвать  себя  одному только
герцогу. Каждый из них настаивал на том, чтобы пройти первым.
     Патрик,  знавший, что лорда  Винтера  связывают  с герцогом и служебные
дела,  и дружеские  отношения, отдал  предпочтение  тому,  кто явился от его
имени.  Другому  гонцу пришлось дожидаться, и видно было, как  он проклинает
эту задержку.
     Камердинер прошел с Фельтоном через большой зал, в котором ждала приема
депутация  от  жителей Ла-Рошели во главе с принцем Субизом, и подвел его  к
дверям  комнаты,  где Бекингэм, только  что принявший ванну, заканчивал свой
туалет, уделяя ему, как всегда, очень большое внимание.
     -  Лейтенант  Фельтон,  -  доложил Патрик. - Явился  по поручению лорда
Винтера.
     -  По  поручению лорда Винтера? -  повторил  Бекингэм.  - Впустите его.
Фельтон  вошел.  Бекингэм  в  эту  минуту  швырнул на  диван  богатый халат,
затканный золотом, и  стал надевать камзол  синего  бархата,  весь  расшитый
жемчугом.
     - Почему барон не приехал сам? - спросил Бекингэм. - Я ждал его сегодня
утром.
     - Он поручил мне передать вашей светлости, -  ответил Фельтон, - что он
весьма  сожалеет, что не  может  иметь  этой чести, так как  ему  приходится
самому быть на страже в замке.
     - Да-да, я знаю. У него есть узница.
     - Об этой узнице я и хотел поговорить с вашей светлостью. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма