- Если он будет упорствовать? 

			
			
			- повторил кардинал. - Это маловероятно.
     - Это возможно.
     - Если он  будет упорствовать... - Кардинал  сделал  паузу, потом снова
заговорил:  -  Если он будет упорствовать, тогда я буду надеяться на одно из
тех событий, которые изменяют лицо государства.
     -  Если  бы  вы,  ваше высокопреосвященство, потрудились  привести  мне
исторические примеры  таких  событий,  -  сказала  миледи,  -  я,  возможно,
разделила бы вашу уверенность.
     - Да вот вам пример, - ответил  Ришелье. -  В тысяча  шестьсот  десятом
году,  когда славной памяти король Генрих Четвертый, руководствуясь примерно
такими  же  побуждениями, какие заставляют  действовать  герцога,  собирался
одновременно  вторгнуться во Фландрию и в  Италию, чтобы сразу с двух сторон
ударить  по  Австрии, -  разве не произошло тогда  событие,  которое  спасло
Австрию? Почему бы королю Франции не посчастливилось так же, как императору?
     - Ваше высокопреосвященство изволит говорить об ударе кинжалом на улице
Медников?
     - Совершенно правильно.
     - Ваше высокопреосвященство  не опасается, что казнь Равальяка держит в
страхе тех, кому на миг пришла бы мысль последовать его примеру?
     -  Во  все  времена  и во  всех государствах, в  особенности  если  эти
государства раздирает религиозная вражда, находятся фанатики, которые ничего
так  не желают,  как стать мучениками.  И  знаете, мне  как раз  приходит на
память,  что  пуритане  крайне  озлоблены  против  герцога  Бекингэма  и  их
проповедники называют его антихристом.
     - Так что же? - спросила миледи.
     -  А  то,  -  продолжал  кардинал  равнодушным  голосом, -  что  теперь
достаточно было  бы, например,  найти  женщину, молодую, красивую  и ловкую,
которая  желала бы отомстить за  себя  герцогу. Такая  женщина  легко  может
сыскаться: герцог  пользуется большим  успехом у  женщин, и  если он  своими
клятвами  в вечном постоянстве возбудил во многих сердцах любовь к себе,  то
он возбудил также и много ненависти своей вечной неверностью.
     -  Конечно,  -  холодно  подтвердила  миледи,  -  такая  женщина  может
сыскаться.
     - Если это так, подобная женщина, вложив в  руки какого-нибудь фанатика
кинжал Жака Клемана (*65) или Равальяка (*66), спасла бы Францию.
     - Да, но она оказалась бы сообщницей убийцы.
     -  А разве  стали достоянием  гласности  имена сообщников Равальяка или
Жака Клемана?
     - Нет.  И, возможно,  потому,  что эти  люди  занимали  слишком высокое
положение, чтобы их осмелились изобличить. Ведь не для всякого сожгут палату
суда, ваша светлость.
     -  Так  вы  думаете, что  пожар  палаты  суда  не  был случайностью?  -
осведомился  Ришелье  таким тоном,  точно  он  задал вопрос,  не  имеющий ни
малейшего значения.
     -  Лично  я,  ваша  светлость,  ничего не думаю, - сказала миледи.  - Я
привожу факт, вот и все. Я говорю только, что если бы я была  мадемуазель де
Монпансье  (*67)  или  королевой  Марией  Медичи,  то  принимала  бы  меньше
предосторожностей, чем я принимаю теперь, будучи просто леди Кларик.
     - Вы правы, - согласился Ришелье. - Так чего же вы хотели бы?
     - Я  хотела бы получить  приказ, который заранее одобрял бы все,  что я
сочту нужным сделать для блага Франции.
     - Но сначала надо найти такую женщину, которая, как я сказал, желала бы
отомстить герцогу.
     - Она найдена, - сказала миледи.
     - Затем надо найти того презренного фанатика, который послужит  орудием
божественного правосудия.
     - Он найдется. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма