- Кто же это?
     - Заметьте,

			
			
			  господин комиссар,  что я ничего не  утверждаю.  Я  только
подозреваю.
     - Кого же вы подозреваете? Ну, отвечайте откровенно.
     Господин  Бонасье  растерялся; следовало  ли ему во всем отпираться или
все выложить начистоту? Если он станет отрицать все, могут предположить, что
он знает слишком много и не  смеет в этом признаться. Сознаваясь, он докажет
свою добрую волю. Он решил поэтому сказать все.
     - Я подозреваю мужчину высокого роста, черноволосого, смуглого, важного
на  вид, похожего  на знатного вельможу. Он несколько раз следовал за  нами,
как мне показалось, когда я  поджидал жену  у  выхода  из Лувра и отводил ее
домой.
     Комиссар как будто несколько встревожился.
     - А имя его? - спросил он.
     - О, имени его я не знаю. Но, если бы мне пришлось встретиться с ним, я
сразу узнал бы его даже среди тысячи других, ручаюсь вам.
     Комиссар нахмурился.
     - Вы говорите, что узнали бы его среди тысячи других? - переспросил он.
     -  Я хотел  сказать...  - пробормотал  Бонасье,  заметив,  что  ответил
неудачно. - Я хотел сказать...
     - Вы  ответили,  что  узнали  бы  его, - сказал комиссар.  - Хорошо. На
сегодня  достаточно. Необходимо,  раньше  чем  мы  продолжим этот  разговор,
уведомить кое-кого о том, что вам известен похититель вашей жены.
     -  Но  ведь  я  не  говорил вам,  что  он  мне  известен! - в  отчаянии
воскликнул Бонасье. - Я говорил как раз обратное...
     -  Уведите  заключенного!  -  приказал   комиссар,  обращаясь  к   двум
стражникам.
     - Куда прикажете его отвести? - спросил писарь.
     - В камеру.
     - В которую?
     - Господи, да в  любую!  Лишь бы  она покрепче  запиралась, -  произнес
комиссар безразличным тоном, вселившим ужас в несчастного Бонасье.
     "О,  боже, боже! - думал  он. -  Беда  обрушилась на мою  голову! Жена,
наверное, совершила  какое-нибудь  ужасное  преступление.  Меня  считают  ее
сообщником и покарают вместе с нею.  Она, наверное, призналась, сказала, что
посвящала  меня во все.  Женщины  ведь такие  слабые создания!.. В камеру, в
первую  попавшуюся!  Ну   конечно!   Ночь  коротка...  А  завтра  -  колесо,
виселица... О, боже, боже! Сжалься надо мною! "
     Не  обращая ни малейшего внимания на  жалобные сетования  г-на Бонасье,
сетования, к которым они, впрочем, давно должны  были привыкнуть, караульные
подхватили  арестанта с двух  сторон  под  руки и  увели в камеру.  Комиссар
поспешно  принялся строчить  какое-то письмо. Писарь в ожидании стоял  возле
него.
     Бонасье в  эту ночь не сомкнул глаз - не  потому,  что камера  его была
особенно  неудобна, но страшная тревога не позволяла ему уснуть. Всю ночь он
просидел  на  скамеечке, вздрагивая при малейшем звуке. И, когда первые лучи
солнца  скользнули сквозь решетку  окна,  ему  показалось,  что  само солнце
приняло траурный оттенок.
     Вдруг он услышал, как отодвигается засов, и даже подскочил от ужаса. Он
решил, что за ним пришли, чтобы отвести на эшафот.
     Поэтому, когда  в дверях вместо палача  появился вчерашний комиссар  со
своим писарем, он готов был броситься им на шею.
     -  Ваше дело,  милейший, крайне  запуталось со вчерашнего дня, - сказал
комиссар. - И  я  советую  вам  сказать правду.  Только  ваше чистосердечное
раскаяние может смягчить гнев кардинала. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма