"Сударь, - сказал я ему, - ска

			
			
			жите, вы все еще будете возражать, если я
приду в известный вам дом на улице  Пайен? Вы все еще намерены угостить меня
ударами палкой, если мне вздумается ослушаться вас? "
     Офицер посмотрел на меня с удивлением и сказал:
     "Что вам нужно от меня, сударь? Я вас не знаю".
     "Я тот молоденький аббат, - ответил я, - который читает жития святых  и
переводит "Юдифь" стихами".
     "Ах да! Припоминаю, - сказал офицер, насмешливо улыбаясь.  - Что же вам
угодно? "
     "Мне угодно, чтобы вы удосужились пойти прогуляться со мной".
     "Завтра утром,  если вы непременно этого хотите, и притом  с величайшим
удовольствием".
     "Нет, не завтра утром, а сейчас же".
     "Если вы непременно требуете... "
     "Да, требую".
     "В таком случае - пойдемте... Сударыни,  - обратился он к  дамам, -  не
беспокойтесь: я  только убью этого господина, вернусь и  спою  вам последний
куплет".
     Мы вышли. Я привел его на улицу Пайен, на то самое место, где ровно год
назад, в этот самый час, он  сказал мне любезные слова, о которых я  говорил
вам. Была прекрасная лунная ночь. Мы обнажили шпаги, и при первом  же выпаде
я убил его на месте...
     - Черт возьми! - произнес д'Артаньян.
     -  Так  как  дамы  не дождались возвращения своего  певца,  - продолжал
Арамис,  - и так как  он  был найден на улице Пайен проткнутый ударом шпаги,
все  поняли, что  это дело  моих рук,  и происшествие наделало  много  шуму.
Вследствие этого  я вынужден был на некоторое  время  отказаться от  сутаны.
Атос,  с  которым я  познакомился  в ту пору,  и Портос,  научивший меня,  в
дополнение к урокам фехтования,  кое-каким  славным приемам,  уговорили меня
обратиться с просьбой  о мушкетерском плаще. Король  очень любил моего отца,
убитого при  осаде Арраса (*48), и  мне был пожалован  этот плащ... Вы  сами
понимаете, что сейчас для меня наступило время вернуться в лоно церкви.
     - А почему именно сейчас, а не раньше и но позже?  Что произошло с вами
и что внушает вам такие недобрые мысли?
     - Эта рана, милый д'Артаньян, явилась для меня предостережением свыше.
     - Эта рана?  Что за вздор! Она почти зажила, и я убежден, что сейчас вы
больше страдаете не от этой раны.
     - От какой же? - спросил, краснея, Арамис.
     - У  вас сердечная рана, Арамис, более мучительная, более кровавая рана
- рана, которую нанесла женщина.
     Взгляд Арамиса невольно заблистал.
     -  Полноте,  - сказал он,  скрывая волнение под маской  небрежности,  -
стоит  ли  говорить  об  этих  вещах!  Чтобы  я стал  страдать  от  любовных
огорчений?  Vanitas  vanitatum!  (Суета  сует! (лат.))  Что же я, по-вашему,
сошел с ума? И из-за  кого же? Из-за какой-нибудь гризетки или горничной, за
которой я волочился, когда был в гарнизоне... Какая гадость!
     - Простите, милый Арамис, но мне казалось, что вы метили выше.
     -  Выше!  А кто  я  такой,  чтобы  иметь  подобное  честолюбие?  Бедный
мушкетер,  нищий  и  незаметный,  человек, который ненавидит  зависимость  и
чувствует себя в свете не на своем месте!
     - Арамис, Арамис! - вскричал д'Артаньян, недоверчиво глядя на друга. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма