И он вынул из кармана письмо.


			
			
			     Арамис  вскочил, схватил  письмо, прочитал  или, вернее, проглотил его;
его лицо сияло.
     -  По-видимому,  у  служанки  прекрасный   слог,  -  небрежно  произнес
посланец.
     - Благодарю,  д'Артаньян! - вскричал Арамис в полном  исступлении. - Ей
пришлось вернуться в Тур. Она не изменила  мне, она по-прежнему  меня любит!
Иди сюда, друг мой, иди сюда, дай мне обнять тебя, я задыхаюсь от счастья!
     И  оба  друга  пустились плясать  вокруг  почтенного  Иоанна Златоуста,
храбро топча рассыпавшиеся по полу листы диссертации.
     В эту минуту вошел Базен, неся шпинат и яичницу.
     - Беги, несчастный! - вскричал Арамис, швыряя ему в лицо свою скуфейку.
-  Ступай туда,  откуда пришел, унеси  эти  отвратительные овощи  и  гнусную
яичницу! Спроси шпигованного зайца, жирного  каплуна,  жаркое из баранины  с
чесноком и четыре бутылки старого бургундского!
     Базен, смотревший на  своего  господина и  ничего не понимавший в  этой
перемене, меланхолически уронил яичницу в шпинат, а шпинат на паркет.
     -  Вот  подходящая  минута, чтобы посвятить вашу  жизнь  царю царей,  -
сказал  д'Артаньян, -  если  вы  желаете сделать ему  приятное: "Non inutile
desiderium in oblatione".
     -  Убирайтесь  вы  к  черту  с  вашей  латынью!  Давайте  пить,   милый
д'Артаньян,  давайте пить, черт подери, давайте пить много, и расскажите мне
обо всем, что делается там!
      XXVII. ЖЕНА АТОСА
     -  Теперь остается только узнать,  что  с  Атосом, -  сказал д'Артаньян
развеселившемуся  Арамису после того,  как он посвятил его  во все  новости,
случившиеся  в столице со дня их отъезда, и когда превосходный обед заставил
одного из них забыть свою диссертацию, а другого - усталость.
     -  Неужели  вы думаете, что с ним могло случиться несчастье? -  спросил
Арамис. - Атос так хладнокровен, так храбр и так искусно владеет шпагой.
     - Да, без сомнения, и  я больше чем кто-либо воздаю должное храбрости и
ловкости Атоса,  но, на  мой  взгляд,  лучше скрестить свою  шпагу с копьем,
нежели  с палкой,  а  я боюсь,  что  Атоса  могла  избить челядь: этот народ
дерется  крепко и не скоро прекращает драку.  Вот почему, признаюсь вам, мне
хотелось бы отправиться в путь как можно скорее.
     - Я  попытаюсь поехать  с вами,  - сказал Арамис, -  хотя чувствую, что
вряд ли буду в состоянии  сесть на лошадь.  Вчера  я пробовал  пустить в ход
бич,  который  вы  видите здесь на стене,  но боль помешала мне продлить это
благочестивое упражнение.
     - Это потому, милый друг, что никто еще не пытался лечить огнестрельную
рану плеткой, но вы были больны, а болезнь ослабляет умственные способности,
и потому я извиняю вас.
     - Когда же вы едете?
     -  Завтра  на рассвете.  Постарайтесь хорошенько выспаться  за  ночь, и
завтра, если вы сможете, поедем вместе.
     - В таком случае - до завтра, - сказал Арамис. - Хоть вы и железный, но
ведь должны же и вы ощущать потребность в сне.
     Наутро, когда  д'Артаньян  вошел  к  Арамису,  тот стоял  у  окна своей
комнаты.
     - Что вы там рассматриваете? - спросил д'Артаньян.
     - Да  вот  любуюсь этими  тремя превосходными скакунами, которых конюхи
держат  на поводу.  Право, удовольствие ездить  на  таких  лошадях  доступно
только принцам.
     - Если так, милый Арамис, то  вы получите это удовольствие, ибо одна из
этих лошадей ваша.
     - Не может быть! Которая же? ..далее 

Другое творчество Александра Дюма