- Ах, вот  как вы позволяете  

			
			
			себе разговаривать, господин гасконец!  Я
научу вас вести себя!
     - А я отправлю вас  назад служить обедню, господин  аббат! Вытаскивайте
шпагу, прошу вас, и сию же минуту!
     - Нет-нет, милый друг, не здесь, во всяком  случае. Не видите вы разве,
что мы находимся против самого дома д'Эгильонов, который наполнен клевретами
кардинала? Кто  уверит  меня,  что  не его  высокопреосвященство поручил вам
доставить ему мою голову? А я, знаете, до смешного дорожу своей головой. Мне
представляется, что  она довольно ловко сидит  у меня на  плечах.  Поэтому я
согласен убить вас, будьте спокойны, но убить без шума, в укромном местечке,
где вы никому не могли бы похвастать своей смертью.
     - Пусть  так.  Только не  будьте слишком самоуверенны и  захватите  ваш
платочек: принадлежит ли он вам или нет, но он может вам пригодиться.
     - Вы, сударь, гасконец? - с иронией спросил Арамис.
     - Да. И гасконцы обычно не откладывают поединка из осторожности.
     - Осторожность, сударь, качество излишнее для мушкетера, я это знаю. Но
она необходима  служителям церкви. И так как мушкетер я только  временно, то
предпочитаю быть осторожным.  В два  часа я  буду  иметь честь встретиться с
вами в доме  господина де Тревиля. Там я укажу  вам подходящее для  поединка
место.
     Молодые  люди  раскланялись,  затем Арамис удалился по улице, ведущей к
Люксембургскому дворцу, а д'Артаньян, видя, что уже довольно поздно, зашагал
в сторону монастыря Дешо.
     "Ничего  не  поделаешь, - рассуждал  он сам с собой, - поправить ничего
нельзя. Одно утешение: если я буду убит, то буду убит мушкетером".
      V. КОРОЛЕВСКИЕ МУШКЕТЕРЫ И ГВАРДЕЙЦЫ Г-НА КАРДИНАЛА
     У д'Артаньяна  в  Париже не было  ни  одного знакомого,  Поэтому  он на
поединок  с  Атосом  отправился   без  секунданта,  решив  удовольствоваться
секундантами противника,  Впрочем, он заранее твердо решил принести храброму
мушкетеру  все  допустимые  извинения,  не  проявляя  при этом,  разумеется,
слабости. Он  решил это, опасаясь тяжелых последствий,  которые может  иметь
подобная дуэль, когда человек,  полный сил и молодости, дерется  с раненым и
ослабевшим противником.  Если  он окажется  побежденным  -  противник  будет
торжествовать  вдвойне;  если  же  победителем  будет  он  -  его обвинят  в
вероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко.
     Впрочем, либо мы плохо обрисовали характер нашего искателя приключений,
либо читатель  должен был уже заметить, что д'Артаньян был человек не совсем
обыкновенный. Поэтому,  хоть и твердя самому себе, что гибель его неизбежна,
он не  мог безропотно  покориться  неизбежности смерти, как  сделал  бы  это
другой, менее  смелый и  менее спокойный  человек. Он вдумывался в  различия
характеров  тех,  с  кем  ему  предстояло сражаться, и  положение постепенно
становилось  для него ясней. Он  надеялся,  что, извинившись, завоюет дружбу
Атоса,  строгое лицо и благородная  осанка которого  произвели на него самое
хорошее впечатление.  Он  льстил  себя надеждой  запугать Портоса историей с
перевязью, которую он мог, в случае если не будет убит на  месте, рассказать
всем, а такой рассказ, преподнесенный в подходящей форме,  не мог не сделать
Портоса смешным в  глазах друзей и  товарищей. Что  же  касается хитроумного
Арамиса, то он не внушал д'Артаньяну особого страха. Если даже предположить,
что и до него дойдет очередь, то д'Артаньян твердо решил покончить с ним или
же ударом в лицо, как Цезарь советовал поступать с солдатами Помпея, нанести
ущерб красоте, которой Арамис так явно гордился.
     Кроме того, в д'Артаньяне  жила  непоколебимая решимость, основанная на
советах  его  отца, сущность  которых сводилась к следующему: "Не покоряться
никому,  кроме  короля,  кардинала  и  господина  де  Тревиля".  Вот  почему
д'Артаньян  не  шел,  а  летел  по  направлению  к монастырю  Дешо. Это было
заброшенное  здание с выбитыми стеклами, окруженное бесплодными пустырями, в
случае  надобности  служившими  тому же назначению, что  и  Пре-о-Клер;  там
обыкновенно дрались люди, которым нельзя было терять время.
     Когда д'Артаньян подходил к  пустырю,  находившемуся  подле  монастыря,
пробило  полдень.   Атос  ожидал  его  всего  пять  минут  -  следовательно,
д'Артаньян был безукоризненно точен и самый строгий судья в законах дуэли не
имел бы повода упрекнуть его.
     Атос, которому рана причиняла еще тяжкую боль, хоть лекарь де Тревиля и
наложил на  нее свежую повязку,  сидел  на  камне  и ожидал  противника, как
всегда  спокойный и полный  благородного достоинства. Увидев д'Артаньяна, он
встал и учтиво  сделал  несколько шагов ему навстречу.  Д'Артаньян, со своей
стороны,  приблизился  к  противнику,  держа  шляпу  в руке  так,  что  перо
волочилось по земле.
     - Сударь, - сказал Атос, - я  послал за двумя моими друзьями, которые и
будут моими  секундантами. Но друзья  эти  еще не  пришли.  Я  удивляюсь  их
опозданию: это не входит в их привычки.
     -  У меня секундантов  нет, - произнес  д'Артаньян.  -  Я  только вчера
прибыл в Париж, и у меня  нет здесь ни  одного знакомого, кроме господина де
Тревиля, которому рекомендовал меня мой отец, имевший честь некогда быть его
другом.
     Атос на мгновение задумался.
     - Вы знакомы только с господином де Тревилем? - спросил он.
     - Да, сударь, я знаком только с ним.
     - Вот  так история!  - проговорил Атос, обращаясь  столько  же к самому
себе, как и к  своему собеседнику. - Вот так история! Но если я вас  убью, я
прослыву пожирателем детей.
     - Не совсем так,  сударь, - возразил д'Артаньян с поклоном,  который не
был лишен достоинства. -  Не совсем так, раз вы делаете мне честь драться со
мною, невзирая на рану, которая, несомненно, тяготит вас.
     - Очень тяготит, даю  вам слово. И вы  причинили  мне  чертовскую боль,
должен признаться.  Но я буду держать шпагу в левой руке, как делаю всегда в
подобных  случаях.  Таким  образом,  не  думайте,  что   это  облегчит  ваше
положение:  я одинаково  свободно действую обеими  руками.  Это создаст даже
некоторое неудобство  для вас. Левша очень стесняет противника, когда тот не
подготовлен к этому. Я сожалею, что не поставил вас заранее в известность об
этом обстоятельстве.
     - Вы,  сударь, - проговорил д'Артаньян,  - бесконечно  любезны,  я  вам
глубоко признателен. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма