- Господин Арамис, вот ответ в

			
			
			ашей кузины.
     Друзья радостно  переглянулись: половина дела была сделана; правда, эта
половина была более легкая и требовала меньше времени.
     Арамис, невольно покраснев, взял  письмо, написанное неуклюжим почерком
и с орфографическими ошибками.
     - О, боже мой! - смеясь, воскликнул он. - Я положительно теряю надежду:
бедняжка Мишон никогда не научится писать, как господин де Вуатюр!
     - Што это са петная Мишон? - спросил швейцарец, беседовавший с четырьмя
друзьями в ту минуту, как пришло письмо.
     - Ах, боже мой, да почти ничто! - ответил Арамис. - Очаровательная юная
белошвейка,  я ее  очень любил и попросил написать  мне на память  несколько
строк.
     -  Шерг  фосьми,  если  она  такая  польшая  тама,  как  ее  пукфы,  вы
счастлифец, тофарищ! - сказал швейцарец.
     Арамис просмотрел письмо и передал его Атосу.
     - Почитайте-ка, что она пишет, Атос, - предложил он.
     Атос пробежал глазами это  послание  и, желая  рассеять все подозрения,
которые могли бы возникнуть, прочел вслух:
     "Милый кузен,  моя сестра и я очень хорошо отгадываем  сны; и мы ужасно
боимся  их, но  про  ваш, надеюсь, можно сказать: не верь снам, сны - обман.
Прощайте, будьте здоровы и время от времени давайте нам о себе знать.
     Аглая Мишон"
     - А о каком сне она пишет? - спросил драгун, подошедший во время чтения
письма.
     - Та, о каком сне? - подхватил швейцарец.
     - Ах, боже мой, да очень просто: о сне, который я видел и рассказал ей,
- ответил Арамис.
     - Та,  поше мой, ошень просто рассказать свой сон, но я никокта не фишу
сноф.
     - Вы очень счастливы,  - заметил Атос, вставая из-за стола. - Я  был бы
рад, если бы мог сказать то же самое.
     - Никокта! - повторил швейцарец, в восторге от того, что такой человек,
как Атос, хоть в этом ему завидует. - Никокта! Никокта!
     Д'Артаньян, увидев, что Атос  встал, тоже поднялся, взял его под руку и
вышел с ним.
     Портос  и  Арамис остались  отвечать  на  грубоватые  шутки  драгуна  и
швейцарца.
     А Базен пошел и улегся спать на соломенную подстилку, и так как у  него
было  более  живое воображение,  чем у  швейцарца,  то  он  видел сон, будто
Арамис, сделавшись папой, возводит его в сан кардинала.
     Однако,  как  мы уже  сказали, своим благополучным  возвращением  Базен
развеял только часть той тревоги,  которая не давала покоя четырем  друзьям.
Дни ожидания  тянутся  долго, и в  особенности  чувствовал  это  д'Артаньян,
который готов был побиться об заклад, что в сутках стало теперь сорок восемь
часов.  Он  забывал  о  вынужденной медлительности  путешествия  по  морю  и
преувеличивал могущество миледи. Он мысленно наделял эту женщину, казавшуюся
ему демоном, такими  же сверхъестественными, как и она сама, союзниками; при
малейшем шорохе  он  воображал,  что пришли его арестовать и привели обратно
Планше для  очной ставки с ним  и его друзьями. И  более того: доверие его к
достойному  пикардийцу  с  каждым  днем  уменьшалось. Его  тревога настолько
усилилась, что передавалась и Портосу и  Арамису. Один только Атос оставался
по-прежнему невозмутимым, точно вокруг него  не витало ни малейшей опасности
и ничто не нарушало обычного порядка вещей.
     На шестнадцатый день это волнение с  такой силой охватило д'Артаньяна и
его друзей, что они не могли оставаться на месте и бродили,  точно призраки,
по дороге, по которой должен был вернуться Планше.
     - Вы, право, не мужчины,  а  дети, если женщина может внушать вам такой
страх! -  говорил им Атос.  - И  что нам,  в сущности, угрожает?  Попасть  в
тюрьму? Но нас вызволят  оттуда! Ведь вызволили  же  госпожу  Бонасье!  Быть
обезглавленными? Но  каждый  день  в  траншеях  мы  с  самым  веселым  видом
подвергаем себя большей опасности, ибо  ядро может раздробить нам ногу, и  я
убежден, что хирург причинит нам больше страданий,  отрезая ногу, чем палач,
отрубая голову.  Ждите  же спокойно: через  два часа,  через  четыре,  самое
позднее  через шесть Планше будет здесь. Он  обещал быть,  и я очень доверяю
обещаниям Планше - он кажется мне славным малым. ..далее 

Другое творчество Александра Дюма